Только не уходи!
– Шевелись! Некогда мне тут с тобой сидеть! Уйдешь, полы надо за тобой помыть, чтоб не вернулась, — свекровь стояла над душой и вопила в самое ухо.
Невестка, роняя слезы отчаяния, собирала вещи, складывая их в наволочку. Ольга Михайловна отобрала чемодан, потому что он принадлежит ей.
Подхватив под мышку свой скромный скарб, девушка услышала следующее:
– Без роду и племени нам не нужны! – отозвался свекор, слюнявя бумагу, в которую закрутил махорку.
***
В воздухе пахло сушеной полынью. Сладковатый аромат кружил и дурманил, заставляя дышать чаще. С улицы доносилась несмолкающая трель сверчков, в сарае «переговаривались» куры, обеспокоенные лаем соседского Мухтара, издалека был слышен глухой рев мотоцикла, отдаляющегося в сторону озера. В некоторых окнах домов еще горел свет, и только здесь, в семействе Пушкиных, все давно спали.
Ночь стояла душная, будто солнце еще высоко-высоко и жарит так, словно сейчас полдень. Безветренно, на небе мерцают яркие звезды, будто подмигивая парочке, прячущейся на сеновале. Два покрытых крупинками пота тела лежали на колком сене и томно вздыхали. Закусив губу, молоденькая девица прикрыла глаза и глубоко всхлипнула, издав сладострастный звук.
– Вась.
– А?
– Если бы ты знал, как мне сейчас хорошо-о-о, – ласково протянула Лена, ощущая, как сердце торопливо бьется о грудную клетку.
– Угу, – Вася почти дремал, но Лена продолжала говорить:
– Скорее бы уже наша свадьба, – повернув голову, она улыбнулась. – Будем жить вместе.
– Угу, – почти провалившись в сон, парень еле слышно посапывал.
– А сколько детишек ты хочешь?
– Угу.
– Вась, спишь?
– Не-а.
– А почему не отвечаешь?
– Много. – он распахнул ресницы.
– Что «много»?
– Уф-ф, – раскрыв глаза пошире, Василий привстал на локте и уставился в почти неразличимое в темноте лицо девушки.
Пристально всматриваясь в ее глаза, он сумел разглядеть розовые щеки возлюбленной. Они налились румянцем – значит, ей было безумно хорошо. Лена смущенно отворачивала лицо и сжимала разболевшиеся от жарких поцелуев губы.
– Детей у нас будет много. Вот только в армию схожу, а там…
Перебив его, Лена резко села. В ее выжженных солнцем волосах запутались засушенные травинки, а в глазах светилось счастье.
– А мы где жить будем после свадьбы? – затараторила Лена, вытаскивая сено из волос. – У моих или у твоих?
– Муж ведет жену в свой дом, – напомнил Василий и упал головой на сено.
– Я тоже так думаю. Но как-то боязно из дома уходить. С мамкой все ж ловчее.
– А ты не бойся. Мои тебя любят…
– А ты?
– Что я?
– Любишь? Ну скажи, Вась, скажи, а? Ты ни разу мне не признавался в любви. А я уже сто раз говорила, и встречаемся давно, а ты все такой же… слова из тебя не вытянешь. – Лена обиженно надула пухлые губки.
– Да. – коротко ответил Вася.
– Что «да»? Ну хватит, а! – Лена начинала нервничать. – Почему ты не можешь произнести это слово?
– Какое?
– Люблю.
– И я тоже.
– Вась, ну хватит. Вот прям бесишь уже.
– До свадьбы решила потренироваться?
– В чем?
– Ссориться. – Вася сел. – Ленок, все эти словечки не для настоящих мужиков, пойми. Мужик – это стертая до крови рука от тяжелой работы. – он сжал кулак и потряс им в воздухе. – Мужик – это защитник, глава семьи. А все твои девичьи мечты – ерунда.
– Что-о-о?? – Лена обиделась. Поправив на груди платье, одернув подол до колен, она встала и, согнувшись в три погибели, двинулась к лестнице, чтобы спуститься вниз.
– Глупая! – рассмеялся Вася и пополз на четвереньках за ней.
– Тише, а то услышат, – прошипела Лена, осторожно спускаясь по ступенькам.
– Да ладно тебе, – Вася поставил одну ногу на верхнюю перекладину и ловко спрыгнул на дощатый пол, устланный тонким слоем свежего сена, – думаешь, не догадываются?
Прижав любимую к стене сеновала, он впился губами в ее губы. Лена обмерла.
– Все знают, что мы с тобой вместе, – отпрянув от нее, Василий нежно провел шершавыми пальцами по ее щеке, – нам теперь все можно.
– Пусть догадываются, но то, что мы до свадьбы сегодня… – заикаясь, говорила Лена.
– Перестань. Какая разница – до или после? Ерунда все это. Главное, что мы скоро поженимся.
– Через два года… – расстроилась Лена, вспомнив, что через несколько часов любимый уезжает.
– Это не срок, – хмыкнул Вася, – ты же будешь меня ждать? – и, не дождавшись ответа, вновь поцеловал Лену, а потом добавил: – конечно будешь. Я в этом уверен.
Отворив дверь, оба вышли на улицу. Лена полной грудью вдохнула свежего воздуха, сладко потянулась, привстав на цыпочках, и заулыбалась. Вася, натянув майку, поправил штаны на поясе. Вынул из кармана пачку с папиросами, закурил.
– Да-а-а, – сказал он, покосившись на довольную невесту, – через три часа отбываю.
Уже светало. Из сарая, стоящего рядом с сеновалом, доносилось грустное мычание, петух завел свою утреннюю шарманку, куры, вторя ему, торопливо закудахтали. Из дома вышла Ольга Михайловна, гремя ведрами. Увидев сына с Леной, остановилась. По их растрепанному внешнему виду было понятно, чем они занимались ночью. Нахмурив пушистые брови, Ольга медленным шагом потопала к ним навстречу. Лена испугалась. Спрятавшись за спину любимого, прижала кулак к губам. Вася стоял не шелохнувшись. Втягивая едкий дым, косился на мать, ожидая ее осуждения.
– Что, голубки, всю ночь гуляли? – чем ближе подходила женщина, тем сильнее трясло Лену. – А если батька узнает, а, Лен? Он ведь не кто иной, а бригадир! Что тогда? Или тебе уже батька не указ?
– Мать, хоро́ш, – усмехнулся Вася, перекинув окурок за забор. – Поженимся, сама знаешь.
– Да знаю, знаю, – расхохоталась женщина, заглядывая за спину сына, где Лена всеми фибрами души желала раствориться, чтобы ее не видели. – Выходи, дочуш, а то скоро бабы коров погонят, сплетен не оберешься.
Лена показалась на глаза будущей свекрови. Та погладила ее по плечу и кивнула:
– Не боись, я твоему папке ничего не скажу. Будем ждать, когда Васенька вернется, – всплакнула Ольга, – а там и за свадебку.
Чмокнув любимого в щеку, девушка ланью кинулась к своему дому. Ольга покачала головой, обняла сына одной рукой и тихо сказала:
– Дай бог, вернешься целым и невредимым, сынок.
– Ну что ты, мать, хоронишь раньше времени.
– Не хороню, Васятка, а вот сердце что-то чует. Ты уж не забывай нас, пиши. Я тебя любого приму. Ох, предчувствие какое-то у меня… нехорошее.
– Ладно, мам, собираться пора.
– Иди, сынок, иди.
Вася развернулся и потопал к дому. Ольга смотрела на него и тяжко вздыхала:
– Помоги тебе Господи, – перекрестила в воздухе, – ой, что-то в груди щемит. – приложила ладонь к шее и вошла в сарай. – Ну что, Зорька! Подымайся, доиться пора!