Глава 141

— Настя! – из дома выглянула Глаша. – Чего на морозе стоишь в одном халате? Быстро домой, а то заболеешь.

— Иду, — с улыбкой ответила та и подхватила под мышку таз.

— Слушай, а твой-то приедет, не? – заискивающе спросила Глаша, пятясь спиной, чтобы Настя вошла в сени.

— Да не мой он, — щеки Насти порозовели.

Поставив таз на табурет, она вошла внутрь хаты вслед за теткой. За столом сидели дети. Они ели картошку с тушеной курицей и о чем-то переговаривались.

— Слушай, — Глаша присела на корточки перед печкой, — что ты все раздумываешь, шла бы за него. Парень-то хороший. – открыв дверцу, закинула пару полешек в топку.

— Тебе все неймется, — Настя снимала калоши. – Вот и бери его себе, если понравился.

— Взяла бы, да он по тебе сохнет, — закрыв дверцу, Глаша, кряхтя, поднялась на ноги. – Везет тебе, такой мужик по пятам ходит, гостинцы привозит, а ты все думы думаешь. Зря, годы идут, не молодеем.

— Я все забыть не могу, — Настя перегородила собой дорогу и зашептала, — за что бабушка Марфа так с нами поступила?

— Ты о Сергее, что ли?

— Да, науськала его, чтоб женился, а он родственником оказался. Глаш, ужас какой.

— Ничего ужасного не вижу. В старину и на двоюродных женились, и ничего. А то, что Стрелецкая паскудина на тебе решила отыграться, так видимо это она из-за сестры моей. Гальки. Она ее всю жизнь ненавидела, потому что та Степку охомутала.

— Странно все это…

— Мама-а-а! – неожиданно заплакал Витя.

Настя обернулась. Витя, уронив на пол кусочек картошки, низко наклонился, чтобы посмотреть и нечаянно ударился виском о край стола.

— Горе луковое, — Настя подняла еду с пола, выбросила в ведро, взяла на руки сына, чтобы пожалеть.

— Какой же он плакса, — развела руками Глаша. – Каждую минуту слезы льет.

— Не везет ему. – вздохнула Настя. – Прям с рождения.

— Сглазили, — утвердительно сказала тетка.

Дети доели и ушли в комнату, Настя и Глаша принялись мыть посуду и сразу готовить ужин. Они долго разговаривали, обсуждали своих родственников, удивляясь, почему большая семья распалась, и никто не хочет наладить отношения. Глаша постоянно говорила о тяжелом детстве, своих родителях, а Настя – о сестре и матери. Об отце почти не упоминала, так как не видела от него ничего плохого, но его отъезд в Яшкино много лет назад все ж припомнила:

— Я всего два раза видела Варю. Сразу ее признала, потому что лицо у нее… чудно́е.

— Больная она. Только и знает, что улыбаться и юбки задирать. Ее хотели в какую-то специальную больницу отправить, так мать Олеси, Валентина, не позволила.

— Жалко ее.

— А что ее жалеть? Не понимает ничего. Сорняк, он и есть сорняк. Ест, пьет, лыбится. Что с нее взять? Никакой пользы.

— А почему тетя Олеся замуж не вышла? Я никогда не видела в ее дворе мужика, — Настя помыла тарелки и принялась за ложки и вилки.

Глаша промыла рис, переложила в кастрюлю, поставила варить на плиту.

— Не догадываешься? – повернулась к племяннице.

Настя отрицательно мотнула головой.

— Да кому нужна баба с таким хвостом, который к мужикам в трусы лезет?

— Да ты что? – округлила глаза Настя, уронив вилку в таз.

— Ну да. Ходил тут один, потом сбежал. Следом другой нарисовался. Вот тут и выяснилось, что Варька пристает к мужикам. Любви ей хочется. Вот ведь, глупая, а мужика подавай.

— Так ей годков-то всего ничего…

— Четырнадцать вроде. А выглядит как? Если на лицо не смотреть, то на всю двадцатку потянет. Что тут, — Глаша нарисовала в воздухе у своей груди два огромных шара. — Что здесь, — тоже самое сделала над бедрами.

После уборки и готовки женщины передохнули, накормили ужином детей. Глаша наказала шестилетнюю дочь Аню за непристойное поведение за столом и принялась разгонять остальных ребятишек по кроватям.

Старшие, Андрей, Аня и Вера, спали на печке, младшая Катя – в кроватке, Леночка, которой всего год и пять месяцев – с мамой. Лена ровесница Саши и Вити, такая же косолапая, лысенькая и очень активная. Насте иногда даже кажется, что она ее дочка, так как сильно похожа на ее сыновей: те же движения, мимика, смех.

— Я с утра на дойку, а ты не ходи, сама управлюсь, — Глаша переодевала Лену. – С Никитичной я договорилась, она закроет глаза на то, что тебя не будет. Лучше с Катькой моей посидишь, а то вона, какие сопли текут. Надо же, Ленка до года болела – дня не проходило, а теперь Катюха с нее пример взяла.

— А вспомни, как мой Витенька? Только переехали и понеслось. Я уж думала, из-за моего твои слягут. Что не день – то праздник!

— На то они и дети, чтоб заразу цеплять. Витьку бы твоего закалять надо. Слабый. А вот Саша меня удивляет. Вроде и спят вместе, а не цепляет его ничего. Тихий, как вода в бочке, не орет, не хнычет.

— Да-а, он очень спокойный. И в кого такой?

В десять вечера дети успокоились и уснули на своих спальных местах. Глаша обнимала Леночку, Настя слушала, как сопят ее мальчишки в кроватке, и всматривалась в темноту. Из головы не выходила Варя, ее черты лица, вечно широкая улыбка, привычка жестко чесать подбородок. Жалко девчушку, до боли в сердце жалко. Не дай бог, родить такого ребенка, это ж му́ка на всю жизнь. Повернувшись на бок, Настя закрыла глаза. Интересно, как сейчас живется Сергею? Наверное, жалеет обо всем, что натворил. Сердце забилось быстрее, и Настя накрылась одеялом по шею. Любит, любит и забыть не может своего мужа, с которым так и не развелась. Глаша уговаривала подать на развод, чтобы получать хоть какую-то помощь от государства, но Настя все тянет и тянет, говоря, что обязательно сделает это, но позже.

Утром первой проснулась Глаша. Она разбудила племянницу, разогрела чайник и села за стол.

— Сегодня Гришку попрошу, чтоб за елкой сходил. Через неделю праздник, потом его не допросишься.

— А он пойдет? – Настя сладко потянулась, положила руки на стол и покрутила головой, чтобы размять шею.

— А чего ему не пойти? – Глаша вытащила сахарный кубик из сахарницы, приложила к губам и сузила глаза, глядя на Настю.

— Жена у него слишком ревнивая, — вздохнула та.

— Ничего, потерпит. – улыбнулась Глаша, откусив сахарный кусочек. – Я ей одолжение делаю, пусть спасибо скажет.

Настя густо покраснела. Она поняла, что за «одолжение». Ведь жена Гриши – Света – постоянно лежит в больнице по женскому делу. Что-то у нее там неладно.

 

Глава 142

Вдруг в комнате неожиданно раздался не просто плач, а вой. Подскочив, женщины поспешили выручать дите, которое, видимо, откуда-то свалилось. И Глаша, и Настя подумали о своих детках: или Катя опять залезла на стол и рухнула с него, или Витя свалился с кровати. Вбежав в спальню, мамы увидели, что рядом с Леночкой на полу сидит Саша и крепко держит ее за ушко. Девчушка ревет, а он сжимает пальчики и улыбается. Вслед за Леной заплакал и Витя.

— Это еще что такое? – Глаша убрала руку маленького хулигана, взяла на руки дочку. – Ты что это, а? Ты посмотри, драться начал!

Настя, подняв Сашу, уставилась в его прищуренные глазенки. Мальчонка сейчас так походил на отца, что Настя замерла.

— Девчонок обижать нельзя! – Глаша повернулась к Насте и треснула Сашу по руке.

Он открыл рот и громко закричал.

— Глаш, — Насте стало неприятно.

— Что «Глаш»? Бандит растет! – разозлилась тетка. – В тихом омуте черти водятся, — сказала она, унося Лену в кухню.

Успокоив сына, Настя взяла Витю и понесла ребят завтракать. С печки свесились любопытные сонные лица. Заметив их, Глаша гаркнула:

— Чего встали, спозаранку? Спите, рано еще!

— Не кричи, — Настя усадила детей на табуретки. — Тише.

— Будешь тут тихой, когда в собственном доме детям споко́ю нету. – Глаша продолжала нервничать. – Ну вот, всю охоту отбили. Иди, Насть, на дойку, за двоих отработаешь, а я с детьми посижу. Что-то мне аж дурно стало.

Смутившись из-за резкой перемены настроения Глаши, Настя налила детям чаю и начала собираться.

— Горе ты мое, — Глаша сняла Лену с табуретки. Девочка разлила горячий чай на столе и чуть не обожглась. – Насть! Куда ты ей кипяток подсунула? Не могла водой разбавить?!

— Ой, — Настя впопыхах натягивала валенки и жутко волновалась, — извини, забыла.

— Своим не забыла, о мои чуть ноги не обварили, — заворчала женщина, вытирая коричневую лужицу.

Настя оделась и ушла. Глаша накормила детей оставшейся со вчерашнего вечера картошкой, разогнала их по комнатам и села на лавку. Пора печку топить, в доме становится прохладно. Глаша надела фуфайку, посмотрела на себя в зеркало, висящее над умывальником и тяжело вздохнула:

— Устала я от гостей, — зашептала она, рассматривая свое отражение. – Хоть бы она за Лешку замуж вышла, что ли… Помощи, конечно, от нее много, да только как судьбу строить, если в хате посторонняя молодуха живет? Гриша – гад, не раз на нее слюни пускал. Я давно заметила. Кобель. Бросил бы свою Светку, сколько можно мне голову морочить?

Схлестнулись они давно, как только Глаша перебралась в хату родительскую. Гришка приходил помогать по ремонту, забор чинить, на крыльце ступени менять, пол поправить. Вот и случилась нечаянная любовь между многодетной матерью и бездетным женатиком. Поначалу Глашка сторонилась загадочных взглядов помощника, а потом не выдержала. Истосковалась по мужским рукам баба, так истосковалась, что плюнула на сплетни и решила брать мужика в оборот. От жены Гриша уходить не торопится, завтраками кормит, говорит, что жалеет болезную женушку. Но самую главную причину вслух не называет – зачем ему жена с многочисленным выводком? Умный мужик вешать на себя обузу не станет, а Глашка верит, что придет тот час, и Гриша переберется к ней со своими пожитками.

— Что там у вас опять! – услышав крик, Глаша резким шагом потопала в спальню. – Да сколько можно?!

Катя сидела на кровати и хныкала. Ее правая нога застряла между стенкой и железной кроватной перекладиной.

— Зачем ты туда полезла? – заорала мама, отодвигая койку. Катя зарыдала еще громче. – Вылезай!

И вновь Витя поддержал рев сестренки. Не выдержав ора, Глаша начала собирать детей в садик.

— Андрей, собирайся в школу! Верка, Анька – в сад!

Глаша вытащила из шкафа детскую одежду для племянников и Леночки, засунула в тряпичную сумку запасные колготки, кофточки, посадила самого спокойного ребенка на колени, Сашу, и начала натягивать на его ножки колготы.

— Да замолчите вы! Анька, надень Витьке колготки, надоел уже вопить!

Девочка схватила первые попавшиеся колготки со спинки стула, посадила мальчика на пол и начала собирать колготину в гармошку, чтобы было легче надеть на ногу. Витя продолжал нервировать тетку, которая уже одела Сашу. Посадив на колени Лену, Глаша косилась на Витю и сопела. Через полчаса все дети были одеты и стояли у порога, ожидая, когда мать завяжет платок.

— Мне жарко-о, — всхлипнула пятилетняя Вера, почесывая под зимней шапкой вспотевший лоб.

— Подождешь, — Глаша тщательно оборачивала концы платка вокруг шеи.

— Я писать хочу, — захныкала Вера и тут же получила под зад.

— Потерпишь, — ответила грозная мама. – Катька! Чтоб в комнате сидела и никуда. Поняла?!

— Да, — ответила Катя, сидя за столом в кухне.

— И попробуй только что-то натворить. Весь день в углу стоять будешь, — предупредила мама, открывая дверь. – Быстро! Выходим-выходим…

 Прихватив в сенях санки, одни Глаша отдала Андрею, а вторые взяла себе. Семилетнему мальчонке ничего не оставалось, как подчиниться. Мама посадила на его санки Лену, а в свои – близнецов. Витя уже не плакал. Холодный воздух перехватил дыхание, и мальчик замолчал, стараясь не дышать, хотя на лице был завязан шерстяной шарф. До садика идти не так уж и близко, нужно пройти по дороге до конца и завернуть на другую улицу, обогнуть пару домов, дойти до центра и вот – слева школа, справа сад. Дороги замело. Дети шли гуськом за мамой, закрывая глаза из-за разбушевавшейся метели. Глаша покряхтывала, волоча тяжелые санки по заносимой снегом колее, которую проделал трактор. Следом двигались Аня и Вера, Андрей шел последним. Ему было так тяжело везти свою сестренку, что он отстал метров на десять.

— Шевелись! – обернулась мать. – Каши мало ел?

Напрягшись, Андрюша прибавил шагу. Через тридцать минут показался детский садик. Улыбнувшись одноэтажному зданию, Андрей вдруг вспомнил, что забыл дома портфель. Конечно мать не оставила без внимания этот факт, накричала на сына и отправила домой за школьными принадлежностями. Спустя некоторое время Глаша вышла из садика и глубоко вздохнула. Красота! До вечера никаких тебе воплей, хныканья и нервотрепки. Шагнув в сторону калитки, женщина надела варежки и потопала домой. Свернув с главной дороги, она решила пройти коротким путем, чтобы не попасться на глаза дояркам. Только завернула к колодцу, как воздухе раздался крик «Горим!». Глаша подняла голову и увидела, что на той стороне, где она живет, к небу поднимается черный дым. Рванув туда, Глаша перебежала чужую усадьбу. Теперь она точно знала, что пожар случился в ее доме.

 

Глава 143

— Господи, — слезливо причитала она, мчась по сугробам, чтобы срезать путь, — Катька… Катька… Дом… Где жить теперь будем?

Рядом с хатой собрался народ. Кто поливает ледяной водой, кто снегом закидывает. Внутри два мужика передают друг другу полные ведра и возвращают бабам пустые. Дым валит, аж глаза слезятся. Но снаружи огня не видать. Две бабы охают, держась за сердце, а одна вопит так, будто это ее дом окутан черным смогом. Глаша в три прыжка оказалась у калитки и уже рвалась внутрь хаты, но сосед Василий обхватил ее за пояс и приказал стоять на месте.

— Катька! – заорала во все горло мать, заливаясь слезами.

— Да вон она, — кивнул крепкий мужик, не выпуская Глашу из рук.

Повернув голову, Глаша увидела, как Андрюшка прижимает к себе сестру, завернутую в одеяло. Вырвавшись, женщина кинулась к детям.

— Катя, ты живая? – подняла дочь на руки и расцеловала испуганное личико.

Девочка молчала, распахнув ресницы и уставившись на маму.

— Ты зачем спички взяла?

Катя не ответила, будто язык проглотила.

— Кто тебя разрешил? – чуть ли не криком спрашивала Глаша.

— Мам, не она это, — всхлипнул Андрей, вытирая варежкой мокроту под носом.

— А кто? Ты?

— Не, не я. Я видел, как тетя Света из дома выходила, потом как побежит.

— Какая тетя Света? – обомлела Глаша, поставив дочку на снег.

— Жена дяди Гриши, — потупил взор Андрей.

У Глаши на голове волосы зашевелились. Светка? Отомстить решила? Ну сейчас ты получишь!

— Андрей! Пригляди за девкой! – разозлившись не на шутку, Глаша помчалась к Светлане.

Она будто забыла, что ее дом пытаются спасти соседи. В душе вспыхнула ненависть, которую просто необходимо куда-то слить. И это будет Светка! Светланы дома не оказалось. Обойдя дворовые постройки, Глаша надеялась, что застанет поганую поджигательницу в каком-нибудь сарае или бане. Увы, но ее нигде не было. На доме висит амбарный замок, сараи закрыты, Гришки тоже нет. Так бы рассказала Григорию о его женушке, чтобы они между собой поскандалили, глядишь, и Гришка сразу перебрался к Глаше. Подальше от позора и полного разочарования. Плюнув на крыльцо, Глаша поспешила домой. Хату уже потушили. Василий вынес из сеней обгоревшие тряпки и громко объявил, что поджог был учинен в кладовке. Поэтому огня не было видно снаружи. Мужики громко обсуждали, кому пришло в голову пакостить многодетной матери, женщины покачивали головами, пребывая в полной уверенности, что это дети баловались, поэтому случился пожар. Сам же дом не сгорел. Запасы в кладовке пострадали, теперь надо бы помочь Глашке с продуктами, чтобы она и ее дети могли спокойно перезимовать.

— А пожарка так и не приехала! – язвительно сказала одна из старушонок. – Вот так погоришь и дело с концом!

— Увязла она, — дед Матвей закурил от волнения, опираясь на толстую палку. – Я, когда сюда шел, видел, как машина буксовала. Вон там, недалеко от фермы, — махнул рукой в сторону.

— Дать бы этой детворе по ушам, чтоб не лезли к спичкам, — дядя Петя покосился на детей. – Чуть без жилья не остались.

— Не они это, — подошла Глаша.

— А кто? – удивился народ.

— Светка Ерохина. Андрей ее видел, как она уходила.

— Брехня, — Василий попросил у деда прикурить. – Ей без надобности.

— Нет! Это она! — Глаша хотела, чтобы люди как-то поддержали ее.

— И для чего ей это? – старушка по имени Валя поправила выбившийся из-под платка седой локон. – Твой Андрей, поди, курить пробовал, вот и загорелося.

— Неправда! – побледнел мальчик. – Я не пробовал!

Простояв на улице пятнадцать минут, жители спорили, обвиняя мальчишку, но Глаша настаивала, что вина лежит на Ерохиной. Не поверили люди. Дождавшись пожарную машину, выслушали доводы пожарного. Тот тоже сделал предположение, после осмотра хаты, мол, ребятишки баловались — вот и весь сказ.

— Несчастливая какая-то хатенка, — рассуждали женщины, собираясь уходить. – Уже не раз горела, и вот опять.

— То Фрол напился, а тут дети одни остались. Вот и начудили.

— Фрол не Фрол, а в те годы тоже странная история случилась. Он вроде и дома тогда не был.  

— Ну как не был? Пьяный спал, цигарку выронил…

— Это кто тебе сказал, Никитична? – рассмеялся Вася.

— Так… Стеша и сказала, — пожала плечами та.

— Она много чего рассказывала, а вот почему ей всю жизнь не везет – умолчала, — добавила старушка. И тут же бросила короткий взгляд на Глашу, откашлялась и потопала домой.

Глаша услышала ее слова, но не стала выспрашивать, в чем тут дело, и для чего о ее покойной матери всякую ерунду говорить. Потому что прекрасно знала, со слов мамы, что случилось много лет назад. Вскоре прибежала Настя. Вся в мыле, встревоженная. Влетев в хату, она почувствовала едкий дым, которым был заполнен весь дом. Не заметив, что все двери нараспашку, Настя начала звать тетку, но та не откликнулась. Заметавшись по двору, Настя увидела Глашу, выходящую из бани.

— Господи! Горе-то какое! – запричитала племянница. – Глаша! Что ж это делается?

— А ничего не делается. – спокойно ответила та, выплескивая воду из банок, которые были покрыты копотью. – Сейчас выдохнется, потом отмывать будем.

— Да как же это? Катька, что ли, в печку полезла? – Настя заглянула в баню.

На полке сидели ребятишки и играли в карты.

— Не успела я печку затопить. Светка отомстила за мужика своего. – обошла племянницу Глаша, чтобы продолжить мыть стеклотару.

— Откуда знаешь?

— Андрей ее видел.

— И что теперь?

— А ничего. Никто не верит. Эта зараза дело свое сделала и спряталась. Я ходила к ней. Жаль, что не нашла. Так бы и выцарапала все глазенки, — сквозь зубы процедила тетка.

— Не надо тебе с Гришей встречаться. Горя не оберешься, — тихо проговорила Настя, подперев плечом дверь.

— Мой он будет. Поняла? Мой!

— Глашка! Глашка! – неожиданно заорал женский голос.

Настя и Глаша вышли на улицу.

— А вот ты где! – к ним бежала Нина, которая была на пожаре и слышала, как Глаша говорила о Ерохиной. – Глашка! Беда! Видно права ты была насчет Светки!

— Я всегда права, — ухмыльнулась Глаша.

— Ой, что делается, Глаш, — подбежала Нина. Она задыхалась, поправляла на шее узел платка и выгибала спину. – Светка-то того….

— Чего? – округлила глаза Настя.

— Гришка пришел, на двери замок, но не закрыто…

Глаша начала вспоминать: как не закрыто? Она же лично видела замок на двери.

— Замок на петличке, а перекладина висит. – уточнила Нина. – Гришка заходит, а…

Слезы блеснули в ее глазах.

— А она болтается под потолком. Прямо тут, на кухне.

 

Глава 144

Настя посмотрела на тетку, замерев от страха. Вот тебе и «мой будет». Слова Глаши оказались пророческими? Ой, мамочки, что ж теперь будет? Настя, сделав пару шагов назад, ощутила, как за спиной образовалась стена. Пот полился ручьем, в груди защемило. Обернувшись, Глаша закусила губу. Настя смотрела в ее напуганные глаза и думала:

«Виновата ты, Глаша. Видимо, из-за тебя Светланка с жизнью попрощалась»

Глаша думала о другом: зря народу про Светку растрепала. Скорее всего, люди решат, что между Глашкой и Светой был конфликт. Но по какой причине? Знамо дело – мужика делили…

— А ты чего о ней говорила-то? – Нина нарушила недолгое молчание. – С чего взяла, что она хату твою подожгла?

— Андрейка видел, — прохрипела Глаша, не оборачиваясь.

— Да ошибся он. Зачем ей это надо? – чуть тише заговорила Нина. – Она ж сроду людям плохого не делала. Тихая была, да неразговорчивая. Брось, не она это, — мотнула головой женщина. – А руки на себя наложила, видимо, из-за бездетности. Она ж так о ребенке мечтала…

— Ой, — вздохнула в голос Настя, жалея покойницу.

— Не ойкай, — фыркнула Глаша. – Теперь уже без разницы, кто хату мою… Уф-ф. Ничего не докажешь, раз уж…

Глаша тоже вздыхала, но Свету не жалела. Наоборот, в глубине души Глаша радовалась – наконец-то дорога свободна!

— Ладно, пойду, — рассказав новость, Нина собралась домой. – На похороны-то придете?

— А как же, — Глаша еле сдерживала улыбку. – Надо ж проводить в последний путь.

Нина ушла. Настя села на лавку в предбаннике, думая о Свете.

— Туда ей и дорога, поджигательнице, — съязвила Глаша, опуская банку в таз с водой. – Натворила делов, пусть теперь в земле лежит.

— Глаш, — Настя удивлялась дерзким словам тетки, — зачем ты так?

— Я тоже женского счастья хочу! – рявкнула женщина. – Почему одним все, а другим — шиш без масла? Выйду за Гришку и буду жить припеваючи, — успокоилась она, обливая банку серой от копоти водой.

Похороны прошли в положенный день. Глашка, оставив племянницу с Катей, не отходила от Гриши. Стояла рядом у гроба, помогала прибирать стол после поминок. Гришка вел себя отстраненно, будто горевал. Глаше почудилось, что он на людях ведет себя так, чтобы не вызвать подозрения, но, когда они остались в доме вдвоем, Гриша попросил ее уйти.

— Ну ты чего? – ласково говорила Глаша, стоя позади угрюмого мужика, сидевшего за столом с опущенной головой. – Некому тебя утешить, Гришенька, но я здесь. Останусь сегодня на ночь. Помогу избавиться от грусти.

Глаша положила ладонь на затылок мужика, но тот убрал ее руку.

— Уходи, Глаш. Не до тебя мне, — по-хорошему просил он.

— Ну что ты, сокол мой, — лепетала Глаша, словно пела колыбельную, чтобы усыпить бдительность любимого. – Я помогу тебе обо всем забыть. Гриша, ну вот и все, отмучились. Теперь пойдем рука об руку…

Гришка словно с цепи сорвался. Резко поднялся, схватил Глашку за запястье и широким шагом подвел к двери.

— Уходи! – выкрикнул он и сел на табурет. – Уходи. Неужели ты не понимаешь, тошно мне.

— Ну я же здесь, — Глаша потерла запястье, которое разболелось от цепкой хватки мужика. – Перестань злится, Гришенька. Это сейчас тебе плохо, но ведь я могу сделать тебе хорошо…

Только двинулась к нему, как он вновь заорал:

— Ты не слышишь? – ударив кулаком по столу, Гришка упал задом на табурет, положил руки на столешницу, сверху – голову и зарыдал так, что у Глашки горло сдавило.

Она оделась, вышла на крыльцо и с силой захлопнула дверь.

— Ничего-ничего. В первый день всегда душу рвет, а пройдет еще парочка — прибежишь. Я тебя знаю.

И Глашка была права. Гриша пришел в ее дом ровно на третий день после похорон. Стоя на пороге, он смотрел на деток, которые ужинали и громко чавкали. Настя в это время подметала пол в комнате, а Глаша штопала носки, сидя на лавке у печи.

— Я… это, — Гриша смотрел на Глашкины ловкие пальцы и медленно снимал ушанку с головы. – Елку принес, как и обещал.

— Спасибо, — Глаша иногда посматривала на него, зашивая дыру, и весело помахивала ножкой.

— И еще, Глаш. Я извиниться хочу. Ты это… извини. Я там психанул…

Гриша вел себя как первоклассник на школьной линейке: краснел, вздыхал и мял пальцами шапку.

— Садись, накормлю тебя, — Глаша отложила носок, воткнула в него иглу и начала разгонять ребятишек. – Хватит засиживаться, мыть рты и в комнату. Позже купаться будем, а потом спать.

Поставив на ножки близнецов и свою дочь Лену, Глаша собрала тарелки.

— Я не доела-а, — захныкала Вера, выронив изо рта кусочек хлеба.

— Растяпа, — Глаша сняла девочку с табуретки, дала ладонью под зад, а затем толкнула девчушку в сторону комнаты.

Та заревела и поплелась к тете Насте жаловаться. Глаше не терпелось угодить Грише. Посадив его за стол, она достала сало, налила в тарелку горячих щей и открыла навесной шкафчик.

— Сейчас выпьем, а потом поговорим, — сказала она, достав две стопки.

— А чего две? – Гриша ел вкусный суп и поглядывал на хозяйку.

— Мало? – обернулась Глаша. – Хочешь грибатый?

— Нет, ты не поняла. Ставь третью и позови Настю.

— Зачем? – округлила глаза Глаша, уставившись на мужика.

— Свататься буду, — опустив ложку в суп, Гриша выпрямился.

 

Глава 145

Глаша расцвела. Наконец-то созрел! Будет теперь у нее нормальная семья! Дом наполнится счастливыми моментами, у детей появится отец, а у Глашки – «бессонные» ночи. Подпрыгнув на месте, женщина поцеловала гостя в темечко, поставила на стол третью стопку и кликнула племянницу. Настя как раз успокоила Веру, взяла совок и веник, двинулась на зов, в ожидании какой-то хорошей новости, судя по веселому голосу тетки. Выбросив мусор в печку, Настя поздоровалась с Гришей, присела и уставилась на Глашу.

— Чего на лавку плюхнулась? – улыбалась Глаша. – Садись к нам.

Видя, как тетка радуется, Настя поймала себя на мысли, что Гришка все ж предложил ей сойтись. Странно правда, что слишком рано предложил. Ведь тело жены еще не остыло… Надо бы положенный срок выждать, а потом уже новую семью создавать. Ну да ладно, не ее это дело. Сами решат, как лучше поступить.

— Ну? Гриш, наливай, — Глаша светилась, как городской придорожный фонарь: ярко, ослепляя.

Настя пересела поближе к столу. Гриша наполнил водкой стопки, поднял одну и встал.

«Какой представительный!» — подумала Глаша, пожирая глазами любимого. Ее сердце билось так, словно вот-вот выпрыгнет, и Глаша растворится в этом безумно брутальном взгляде. Млея от серьезного выражения лица Григория, Глаша томно вздохнула и выпрямила спину, опустившись на табурет.

— Я… — Гриша запнулся, бросив на хозяйку короткий взор, затем переведя его на Настю. – Я пришел сказать… Насть, я там елку принес…

Щеки Гриши налились багрянцем. Настя кивнула. Глаша вдруг рассмеялась, заметив, что ее суженый стесняется.

— Да ладно тебе! – она взяла стопку. – Что ты как мальчик? Говори уже, не томи.

Откашлявшись, Гриша взглянула на окно, за которым опустилась непроглядная ночь, втянул теплый воздух ноздрями, выпустил через рот и снова заговорил. Его голос был настолько тихим, что Настя задумалась.

— Я пришел, чтобы… — рука Гриши задрожала. Впервые он не может держать себя уверенно, потому что переволновался. Ладно бы, если стоял перед народом, на собрании, а тут – бабы. – Вы, как женский коллектив, — Гриша пытался подобрать нужные слова, — должны понимать, что одному жить – это не жизнь.

— Верно говоришь, Гриш, — подмигнула ему Глаша, расплываясь в широченной улыбке.

— Не перебивай, — вытерев губы двумя пальцами, Гриша ощутил, как по его вискам стекли капли холодного пота.

— Ты выпей, авось, полегчает, — Глаше не терпелось услышать заветную фразу «выходи за меня».

Гриша послушно опрокинул стопку и налил еще. Вновь поднял ее. В пищеводе стало горячо, по плечам прошлась теплая волна, Гриша моментально окосел, от недоедания и нервного перенапряжения.

— Да хватит ломаться! Ха-ха! – терпение Глаши лопнуло. – Жениться он надумал! Пришел свататься, а сам – как рыба об лед! Ха-ха!

— Ну что ж, это хорошо, — Настя одобрила поступок Гриши. Хотя и понимала, что спешка приведет к плачевным результатам. Мужику бы пережить горе для начала, а потом думать о другой жизни.

— Ну что, милок! – Глаша встала, приобняла любимого за пояс, поднесла стопку, чокнулась с ним.

Гриша стоял, как истукан.

— Ты же знаешь, я согласна! – выпив горькую до дна, Глаша поцеловала оцепеневшего мужика в горячую, влажную щеку.

— Я на Насте хочу жениться, — еле слышно раздалось в кухне.

Женщины обменялись вопросительными взглядами, а потом перевели их на Гришу. Тот продолжал сверлить глазами занавески и стоять, как статуя.

— Да это он от волнения, — Глаша махнула на Гришу, садясь за стол. – Знамо дело, столько навалилось, что сам не понял, что ляпнул.

Настя криво улыбнулась, кивнула и выпила.

— Гриш, садись уже, — потянула за рукав рубашки Глаша. – Мы все поняли, хватит из себя выдавливать. Значит так, пройдет девять дней, подадим заявление. А вещи перевозить можешь прямо сейчас. А еще лучше — я к тебе с детьми перейду. Насте тоже жилплощадь нужна. Вот приедет твой Алешка, Настя, так ему и скажи, мол, заселяйся. А что, парень он хоть куда, заботливый…

— Я же говорила, — шепнула Настя, подавшись вперед, — он мне не нужен.

Слушая, как женщины переговариваются о каком-то Алешке, которого никогда не видел, Гриша не стал пить и поставил стопку на стол.

— Глаш, а я тебе ничего не обещал, — сказал он. – Я к Насте сватаюсь, а не к тебе.

Наступило тяжелое молчание. Настя, отодвинувшись от стола, выгнула спину, как будто ждала, когда в нее чем-нибудь запульнут. Глашка, сначала взглянув на нее, а потом – на Гришу, нахмурилась. Медленно поднявшись с табурета, она встала рядом с Гришей и молча дала ему подзатыльника.

— Перепил, что ли? Со ста грамм мозги поехали?!

Тут же подскочила к затихшей племяннице.

— А ты? Ах ты-ы, вот какая, оказывается! – поставила руки на бока. – Пригрелась, змеюка. С Алешкой, видите ли, она не хочет. Она на Гришку свой блядский глаз положила! На Гришку? Моего Гришку, который со мной ночи коротал? А ну, — Глаша схватила Настю за руку и подняла, — говори, как есть. И давно у вас с ним?

— Что? – покраснела Настя.

— А то ты не понимаешь! Гришка! – обернулась разъяренная женщина. — Гад ползучий, когда снюхаться успели? За моей спиной такие дела проворачивали, небось, и меня полоскали? Признавайтесь!

— Никого мы не полоскали, — Грише захотелось уйти.

— Так я и поверила! Да как ты мог, бесстыжий!

— Глаша… — осипла от страха Настя.

— Замолчи! Замолчи и собирай свое барахло! Хватит! Нажилась! Не думала я, что родная племянница у меня мужика уведет! И как только совести хватило. Да ты же хуже своей матери, чтоб вас всех перекосило. Та всем в душу плюнула, так ты ее перещеголяла! Уходи, сказала! Чтоб глаза мои тебя не видели. Я ее приютила, а она вон, какую пакость мне подложила. Зараза! Чтоб твои дети никогда тебя не любили! Чтоб у тебя волосы повылезли!

Глаша так орала, что перепугала детей в комнате. Те расплакались, слушая крики, а Глаша вопила так, что задрожали стекла в рамах.

— Молоденькой крови захотелось? Так разница у нас в возрасте не такая уж и большая! Или эта Настька умеет то, чего я не умею? Ни в жиссь не поверю, что у нее руки ласковее моих. Между прочим, Гришенька, ты со своей Светкой деток не нажил, так и с этой не сможешь. Она ж пустая! Вычистилась, да неудачно!

— Глаша, зачем ты это говоришь? – прослезилась Настя.

— А что? Неправда, скажешь? Ты ж сама рассказывала, как из тебя выкорчевывали. Забыла?

— Замолчи, — Гриша жалел Настю. И то, что сейчас рассказала Глаша, его нисколько не смутило.

— А чего мне молчать в моем-то доме? Это мой дом! Так что валите оба! Слышь, нет? Забирай своих пацанов и сматывайся!

— Пойдем ко мне, Настя, — предложил Гриша.

— Да никуда я не пойду, — заплакала Настя. – Глаша, Глашенька, это все неправда. Не было у нас ничего. Не нужен он мне. Пожалей ты меня, ради бога.

— А чего я должна тебя жалеть? С какого хрена? Ты ж у меня мужика увела. Иди отсюда, я сказала, — Глаша вцепилась в руку Насти и потащила в комнату, чтоб та забрала детей. – Даю тебе пять минут, иначе голые на улицу покатитесь!

Следующая страница