Глава 47
Галя и Степан переглянулись.
— Как? Егор? – сглотнув, проговорил ошарашенный Степан. – Он же умер…
— Да? – спросил врач. – Хм, значит, тезка.
— Покажите его нам, — Гале захотелось посмотреть на «тезку» брата свекра. – Что-то мне подсказывает — тут дело нечисто.
— Пройдемте, — доктор надел очки на нос, поправил на ушах дужки и повел посетителей на второй этаж. – Он к нам поступил где-то месяц назад, — мужчина поставил ногу на первую ступеньку крутой лестницы и предупредил, что лучше держаться за перила. – Мы уже хотели его в дом инвалидов отправить, так как женщина…
— Его привезла женщина? — повторил Степан, глядя в спину доктора.
— Да, сказала, что она соседка. Родственников у него нет, забрать никто не сможет. Но мы ждали, когда хоть кто-нибудь объявится, потому что редко, у кого нет близких. В основном старики доживают свой век в полном одиночестве, а здесь вполне себе молодой, еще жить да жить. Только после инсульта он. Его бы выходить, тогда лет до ста проживет.
Обернувшись, Григорий Алексеевич улыбнулся семейной паре, которая внимательно слушала и плелась позади. На втором этаже было тихо, словно здесь никого нет. На посту сидит девушка и читает книгу, шепча себе под нос что-то. Наверное, рассуждает о главном герое, подсказывая ему, как поступить по совести. Доктор подошел к ней и поздоровался. Девушка оторвалась от чтения, вскочила на ноги и поприветствовала пожилого мужчину.
— Как у нас тут дела? – открыв журнал, Григорий Алексеевич проверил записи. – Как чувствует себя Егор Федосеевич?
— Хорошо! – бойко ответила медсестра. – Сегодня поел каши с охоткой.
— Очень рад, — кивнул доктор. – Больше не капризничает?
— Нет, — с выдохом ответила девушка. – Даже повеселел.
— Прекрасно, — закрыв журнал, мужчина выдвинул верхний ящик стола. – Вот его документы. – он достал метрику. – Посмотрите. – и сразу обратился к медсестре с претензией. – Не выпускайте ходячих на площадку, там дым коромыслом.
Девушка смущенно ответила улыбкой и уставилась на молодого человека.
Степан покрутил в руках свидетельство о рождении. Рядом пристроилась Галя, чтобы прочесть, что там написано на помятой бумажонке.
Родители: Глафира и Федос… Место рождения…
— Ничего не понимаю, — вернул документ Степан. – Все правильно, эта метрика принадлежит моему дядьке, но его похоронили.
— В какой он палате? – нахмурилась Галя.
— А вот, — показал рукой доктор на противоположную дверь. – Пойдемте.
Все трое вошли в палату. Григорий Алексеевич поздоровался с пациентами, спросил, как они себя чувствуют и попросил не выходить из палаты на перекур, потому что на лестнице уже дышать нечем.
У Степана задрожали колени. Неужели сейчас он увидит дядьку, которого сам лично похоронил на Яшкинском кладбище?
Доктор прямиком направился к дальней кровати, стоящей в углу. Степа и Галя быстрым взглядом осмотрели помещение, в котором нависла удушающая тишина. Мужчины лежали и наблюдали за пришедшими «гостями».
— Егор Федосеевич, к вам пришли. – негромко произнес доктор, наклонившись над бледным мужиком.
Галя смело шагнула к койке. Выглянув из-за спины врача, она внимательно посмотрела на мужчину. Какой же он худой! Вокруг глаз почерневшие круги, щеки ввалились… Степа робко встал рядом с женой и опустил боязливый взгляд на больного. Господи! Это что, правда дядька? Тот тоже был тощим и выглядел точно также: хилым и нездоровым.
— Панкрат Федосеевич, — Галя взяла его за руку и присела на край кровати. – Вы меня узнаете?
На тусклом лице медленно зашевелились губы. Уголки рта приподнялись, и мужик одарил приезжих вздрагивающей улыбкой.
— Батя. – Степан обошел доктора и встал у изголовья. – Бать, это я, Степа.
И вдруг отец всхлипнул, да так жалостливо, что все, кто не спал, приподняли головы. Надо же, заплакал, а за все время, что здесь находится, не издал ни единого звука.
— Подождите, — доктор снял очки, сложил их и сунул в нагрудный карман халата. – Значит, он все-таки Панкрат?
— Да, — еле сдерживая слезы, прошептал Степан, — это мой отец. И я его забираю. Прямо сейчас.
Пока Панкрата оформляли на выписку, Галя осталась в палате, а Степа поспешил искать машину, чтобы привезти отца в деревню. Распахнув дверь, он оказался на крыльце.
— Ну, здравствуй, Степа, — на скамье сидел мужчина и курил.
— Здравствуйте, — сощурился парень, сбежав по ступенькам.
Узнав в нем председателя Ефима Петровича, Степа протянул руку.
— И долго это будет продолжаться? – сурово спросил председатель, пожав горячую ладонь парня.
Глава 48
Степан смутился.
— Не понял…
— Сколько месяцев прошло с того дня, как вы переехали в Лыткино? – поднялся со скамьи председатель.
— Полгода… больше?
— А почему до сих пор не вступил в совхоз?
— Ну я… это, — растерянно почесал затылок Степан, не зная, что ответить.
— Давай-ка, не лодырничай, а приходи в сельсовет, будем устраивать тебя в нашу общину.
— Уф-ф, — выдохнул парень.
— Чего распереживался? Есть у меня для тебя местечко. Будешь водителем.
— Трактора?
— Личным, — усмехнулся Ефим Петрович. – Мне как раз нужен молодой, бойкий. А ты, как мне сказали, без дела не сидишь. Дом перестроил, хозяйством обзавелся.
Покраснев из-за возникшего перед глазами графина, набитого деньгами, Степан сунул руки в карманы телогрейки, вжал шею в плечи и уставился на свои валенки.
— Приходи ко мне сегодня… нет, завтра с утра, я похлопочу, — продолжил уговаривать добра молодца председатель. – Не дело — жить отдельно от общества.
— Хорошо, — пожав плечами, Степа улыбнулся.
Из больницы вышла женщина. Степан сразу узнал в ней жену председателя.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, заправляя за пазуху концы пухового платка.
— Здрасьте. – ответил Степан.
— Ну, как там? – спросил ее муж, выбросив окурок в снег.
— Все хорошо. Можем ехать.
— Как чувствует себя Ильинична? – поинтересовался о здоровье тещи Ефим.
— Уже получше.
— Тогда можем отчаливать. – Ефим показал глазами на машину, которая стоит за воротами, и жена засеменила к ней. — Ну, а ты? Могу подкинуть до дома. – предложил Степану отправиться в деревню с ними.
— Спасибо, но я должен забрать отца.
— Отца? В какую сторону вам надо?
— Туда же, куда и вам. Я его домой забираю, но везти не на чем.
— Как не на чем? А это что? – в голосе председателя раздались веселые нотки, когда он показал рукой на служебный автомобиль.
— Так я… это С женой. Не поместимся.
— Поместимся, — Ефим легонько хлопнул парня по плечу и подмигнул. – Водить-то умеешь?
Степан смутился.
— Обучим.
***
Машина свернула с трассы на проселочную дорогу ближе к ночи. Галя волновалась за детей, Степан думал о матери, а Панкрат смотрел на них и, судя по выражению его лица, он был счастлив. Счастлив от того, что родной сын не бросил его погибать в больнице, счастлив был из-за снохи, которая наговорила столько ласковых слов и пообещала поставить Панкрата на ноги, пока Степан вел беседу с председателем. Панкрат ронял слезы и глубоко дышал. Вот-вот его привезут в дом, в котором он родился и вырос. Вот-вот он увидится с внучкой. Эту ночь он будет ночевать не в палате, а в хате, которую обновили до неузнаваемости, как сказала Галя.
Всю дорогу пассажиры молчали. Председатель часто поворачивал голову набок и косился на Панкрата, сидевшего позади. Зимних вещей у мужика не было. Странно, как его довезли до больницы без верхней одежды и обуви? Панкрат был завернут в теплое одеяло, которое купил Степан в ближайшем магазине. На ноги надели валенки Степана, а сам он сидел в портянках. Покачивая головой, Ефим Петрович хотел расспросить Степана о его отце, но не стал вмешиваться. Придет время, и председатель задаст ему некоторые вопросы, потому что он прекрасно помнит Панкрата. Мужики когда-то давно были не закадычными, но друзьями, пока не произошел один случай.
— Подождите, я вам помогу, — притормозив у дома Стрелецких, Ефим открыл дверцу и поспешил выйти.
— Спасибо, — Степан никак не ожидал, что председатель окажется таким добрым и отзывчивым. До конца не верилось, что Петрович – настоящий человек.
Степа до сих пор помнит, что мать терпеть не может тех, кто имеет какое-либо звание, она считает, что начальство не думает о простых людях, нахапали полные карманы, а на остальных плевать.
Галя поблагодарила жену председателя, потом – самого председателя и поспешила в дом, к детям. Распахнув дверь, она вбежала и сразу вдохнула носом аппетитный аромат в воздухе. Видимо, свекровь что-то испекла. Печка натоплена, поросенку сварено, в доме тишина и порядок.
— Как дети? – запыхавшись, спросила Галя. Она начала быстро расстегивать пуговицы и одновременно скидывать валенки.
— Что с ними станется, — Марфа рассматривала в окно машину и толпящихся возле нее людей. – А кто это там?
— Ефим Петрович, — поставив валенки к печке, Галя побежала в комнату проверять девчонок.
— Какой Ефим? – нахмурилась Марфа, отпрянув от окна.
— Председатель! – отозвалась сноха.
— Председатель?! – повернувшись на табурете, Марфа ахнула. – А что ему здесь надо?
— Помог Панкрата Федосеевича привезти!
— Как? А как ты его привезла, а Степка где? – кисти мелко задрожали, Марфа почувствовала першение в горле.
— Мы вместе приехали!
Ошарашенная женщина тут же вскочила и побежала в дальнюю комнату, чтобы схорониться. Не стоит ей встречаться с председателем. Ни к чему им видеться, тем более, сейчас. Панкрата внесли, положили на кровать, сняли валенки и укутали во второе одеяло. Степан проводил Ефима Петровича, пообещал прийти завтра к нему на разговор и закрыл все двери. Услышав с улицы рев мотора, он сел за стол в кухне и подпер рукой голову. Он был сам не свой. Всю душу измотала сегодняшняя поездка. Сердце бьется так, что каждый стук отзывается в затылке ноющей болью. В голове осели слова доктора: «Привезла женщина. Отдала метрику…»
— Отец был без одежды, — пробормотал Степа и поднял голову, услышав чьи-то шаги.
— Ой, сыночек! – подскочила мать к парню и развела руки в стороны. – А я так волновалась! Так волновалась, что аж в груди щемило. Вот вы бессовестные, уехали, деток на меня оставили, а я сижу и думаю, если ж со мной что случится, кто ж за девками присмотрит?
Степа смотрел на мать, как на врага народа. Каждое сказанное ею слово отзывалось ненавистью и отвращением. Он поднялся, поправил рубаху и неожиданно треснул кулаком по столу.
— Утром встану, чтоб ноги твоей здесь не было.
Глава 49
Марфа смотрела на сына, открыв рот. Язык будто онемел от услышанного. Степан быстрым шагом ушел в комнату и, будучи в гневе, со всей силы захлопнул дверь.
— А потише нельзя? – рявкнула Галя, подскочив к кроватке, в которой во все горло заорала Маня. – Психовать утром будешь, — шипела она на мужа, поднимая дите.
Маня орала так, что даже на улице было слышно. Соседские собаки подняли вой, заслышав детский плач. Галя злилась. Уставшая, вымотанная донельзя, ей бы отдохнуть, как следует, но придется возиться с Манькой. Слава богу, что Настя спит, как убитая, ей хоть гром, хоть вопли – все нипочем. Марфа так и осталась стоять у стола в кухне. Пребывая в прострации, она не понимала, что ей сейчас нужно сделать. Из головы будто вынули мозг, и Марфа сейчас не может думать. В душе пустота, тело как будто стало воздушным. Не ощущая рук и ног, женщина смотрела в окно, за которым тьма кромешная, но слышно, как подвывает ветер. Поднялась лютая метель. Таращась в пустоту, Марфа, не помня себя, положила ладонь на стол, постояла еще минутку, а потом тихо, чтобы никто не услышал, оделась и ушла из дома.
Степан разделся, занырнул под одеяло и прикрыл глаза. В ушах раздавался тонюсенький голос Мани, пыхтение Гали и завывание ветра за окном.
— Есть-то будешь? – Галя целовала в лоб плачущую девочку, задавая вопрос мужу.
— Не-а, — ответил он.
— Мне тоже не хочется.
— Устал я.
— Так у меня тоже уже силов никаких. Я будто весь день мешки таскала. Ноги подкашиваются, что-то горло побаливает.
Степа откинул одеяло и сел, опустив ноги на пол. Галя заметила, как трясется у него подбородок.
— Степ, ты чего?
Парень протяжно выдохнул, опуская голову все ниже и ниже.
— Степ, заболел, не? – забеспокоилась жена.
Маня начала смолкать, закатывая глаза. Видимо, устала от собственно ора. Положив голову на плечо мамы, она всхлипнула несколько раз, выгибая спинку, и замолкла.
— Ну слава богу, — Галя сделала два круга по комнате, убедилась, что девочка крепко заснула, и аккуратно положила ее в кроватку. Накрыв одеялом, Галя села рядом с мужем.
— Эй, — ткнула плечом в его плечо. – Ну ты чего? За батьку переживаешь? Так нечего уже переживать. Вот он, здесь, — подняла над коленями руки и показала ладони. – Спит в соседней комнате. Вылечим, не бойся. Помнишь, что доктор сказал?
Степан кивнул.
— Во-от, а доктору верить можно. Я сразу почувствовала, когда увидела его, что дядька очень хороший. – подбадривала Степу Галя. – Ну? Ложись, хватит губы дуть, как барышня.
— Галь, — подняв голову, Степа взглянул на жену, и та увидела в его глазах слезы.
— Степушка, — обхватив его за шею, Галя прижала его к своей груди, — Степа, что с тобой?
— Не могу… — с болью в голосе простонал парень, и его спина содрогнулась.
Галя подумала, что ему жалко отца, и он боится потерять его.
— Ты что? Хоронить раньше времени вздумал? Одурел? – она сама чуть не заплакала. – Вы́ходим Панкрата Федосеевича. Я тебе обещаю, клянусь, сама лично буду ухаживать каждый день. Степа…
— Нет, — выдавил из себя Степан, захлюпав носом. – Я… я… не об отце думаю…
— А о ком же?
— О матери… — он поднял голову. – Как я мог такое ей сказать? – в груди горело, мышцы живота сжимались так усиленно, что парня затошнило.
— А-а, — Галя заметно рассердилась, — о матери. Так правильно сделал. Давно надо было ей место указать. Ишь, строит тут из себя, хозяйка выискалась. Запамятовал, как она с твоим отцом поступила? Он муж ей, а она его в больничку, да босым… Ой, стыд-то какой. Да была б моя воля, сама лично, вот этими руками, — вытянула их вперед, — на кусочки разорвала. Такого человека чуть не сгубила. Мать она. Да какая она мать? Нас выжила, Дунькиных детей сбагрила, теперь на твою шею сесть хочет. Степа, разуй глаза, хата пустая, ни свиней, ни кроликов. Куда она всех подевала? Батьку на смерть послала, а сама все добро распустила. Тебе ничего не оставила. А когда мы уезжали, как она голосила, забыл? Ни ложки давать не хотела, ни чашки. Спасибо Панкрату Федосеевичу, что денег на первое время дал и полную телегу нам загрузил. Да коня своего любимого подарил.
— Деньги? – Степа вытер рукой рот. – Мы все это нажили нечестно, не по совести, — показал головой на мебель. – Мы чужое взяли, на себя потратили.
— Цыц, — нахмурила брови Галя. – не кипишуй. Мы их в дело пустили, а не пропили. Или ты хотел со своей мамашей поделиться? А с чего ей такой подарок? Не жирно ли будет?
Степа выдохнул, шмыгнул и пригладил волосы пальцами, от лба до шеи.
— Не могу я молчать, понимаешь? Я как будто у родителей эти проклятые деньги украл.
— У кого ты украл? Батька тут, с нами остается. Будет пользоваться той же мебелью, полотенцами, а мамаша твоя пусть катится к чертовой матери, потому что эта тварь не достойна жить в нашем доме. И попробуй только повернуть назад, — пригрозила пальцем Галя, подергав им перед носом обомлевшего Степана. – Если что, мамку твою до тюрьмы доведу, потому как она хотела от твоего отца избавиться. А врача в свидетели возьму, понял?
Кивнув, Степа прилег на кровать. Страшно стало, когда Галька угрозами посыпала. Отчаянная баба, ох какая отчаянная. Да, мать во многом виновата, но за решетку ее отправлять – это сверх безумия. Галя пялилась на мужа до тех пор, пока он не уснул. Потом она разделась и юркнула под одеяло. Наконец-то, свекровь получит сполна. Допрыгалась, добегалась, зараза неугомонная. За всех тебе Галя отомстила. Улыбнувшись своим думкам, девушка повернулась на бок. Она представила, как рано утром будет наблюдать за поникшей свекровью, уходящей вон. Радоваться и наслаждаться победой над извергом, который лишил ее с пеленок родительской любви.
Но, увы. Проснувшись первой, Галя не застала свекровь. Думая, что та ушла чуть раньше, девушка взяла ведро и отправилась доить корову. Подойдя к двери, она не обратила внимание, что та распахнута настежь, и вышла на крыльцо. Чуть не столкнувшись с соседом дедом Ильей, Галя оторопела. Дед, не поздоровавшись, с ходу ошарашил ее:
— Я и подумать не мог, что ты такая язва, Галина, — сощурившись, старик посмотрел на молодую соседку презрительным взглядом. – Какая же ты, оказывается, змеища.
— А что это вы так… — шок одолел Галину.
Что на старика нашло?
— Выгнать женщину ночью на улицу, да в такую метель. Э-эх, Галя, молодо-зелено, да в голове потеряно. – он развернулся, чтобы уйти, но на секунду задержался. – Не приходи к нам больше. Нет тебе веры.
Глава 50
— Илья Ильич! – мурашки побежали по спине Галины. – Зачем вы мне все это говорите? С чего вы взяли, что я выгнала какую-то женщину?
— Эта женщина приходила к нам, переночевала и десять минут назад уехала. Она еще утром заходила проведать мою Пашеньку. А я тебя ждал, потому что со своей спиной не мог разогнуться. Ты же обещалась с утреца наведаться, а вместо тебя Марфуша пришла. Сказала, мол, ты не могешь, потому что своих делов полно. Да и ухаживать за чужой бабкой не набивалась. Спасибо, Галя, больше ни о чем тебя не попросим. Не знал я, что ты с хитрицой, а теперь сам убедился. Бывай, и к нам не забегай. Сама за своими детками приглядывай, а я как-нибудь с женой сам справлюсь.
— Свекровь к вам приходила? – покрутив головой, Галя заглянула в сени, как будто пыталась найти следы свекровкины, мол, вот же дома она. – Что это ей приспичило? Что она вам про меня наболтала? Так и знала, что эта ехидна свинью мне подложит.
Разозлившись, девушка не заметила, как оскорбила женщину вслух.
— Э-эх, и на язык ты острая, как я погляжу, — осуждающе покачал головой дед, — Ай.
Махнув рукой на Галю, он поковылял домой. Галя смотрела в его спину, вскипая и гневаясь. Бросив ведро на снег, она ринулась в хату.
— Степан! Вставай!
Степу подскочил, вылупившись на кроватки.
— Что такое? – он не мог понять, показалось ему или действительно кто-то позвал.
— Степан! – Галя в калошах влетела в комнату и как начала орать, будто в нее вселился посторонний дух.
Она так неразборчиво кричала, что парень, щурясь на нее, не мог разобрать ни слова спросонья. Что-то про соседа, про мать, бабку, нахальство и кому-то надо космы оторвать. Протерев ладонями заспанное лицо, Степан поднялся.
— Погоди, — почесал за ухом. – С каким она дедом уехала? И кому космы вырвала?
— Ты оглох? – лицо Гали было красным, глаза выпучены.
Вновь первой проснулась Маня. Она встала, ухватилась за перекладину и постаралась изо всех сил перекричать маму. Галя, пребывая в бешенстве, ни с того ни с сего наорала на девочку. Потом прокляла свекровь, прокричала мужу, что если эта недобитая баба попадется ей на глаза, то Галя не оставит от нее и мокрого места.
— Тебя собака бешеная укусила? – наконец выдал Степан. – Чего разоралась?
Он взял ребенка на руки и прижал к груди.
— Гляди, довела ее до белого каления!
— Ты на полном серьезе не соображаешь? Соображалка отсырела? – поставила руки на бока Галя.
— Понял я, понял, что ты тут кудахчешь. – огрызнулся муж.
Степа был зол на крикливую жену. Еще больше он разозлился на соседа, принесшего нехорошую весть. Раз мать уехала, значит тому и быть. А то, что она деду наговорила – не верится.
— Ты слепой, глухой или башкой ударился? – часто-часто заморгала Галя. – Я тут причем, если твоя мамаша…
— Хватит о моей мамаше судачить. Дитем займись. – сунув Маню в руки жены, Степан оделся и отправился проверить, как там отец.
Панкрат лежал с закрытыми глазами, его дыхание было ровным, лицо расслабленным. Он словно ничего не слышал и продолжал смотреть яркие сны. Подойдя к койке, Степа наклонился. Спит отец, как малое дитя. Кожа лица порозовела, видимо, правду говорят: дома и стены помогают. Улыбнувшись, Степан вышел в кухню, встал у рукомойника, наклонился и замер. Писклявый голос Мани заметно стихал. Ожидая выход жены, парень быстро умылся, сорвал с гвоздика полотенце, сел на лавку и начала энергично вытираться. А вот и Галя. Она бравым шагом прошла мимо мужа, но не успела выйти из дома, как Степан схватил ее за руку.
— Ты так и не рассказала, почему одна вернулась.
— Куда вернулась? – не поняла Галя.
— Из села. Почему мать свою не привезла, сестер?
— И не привезу. Пусть сидят в своей обгорелой хате, нюхают гарь и целуют друг дружке подол.
— Да ты можешь по-человечески объяснить, что там случилось? – взорвался Степан, подпрыгнув на лавке. – Сядь.
Опустившись на деревянное полотно, Галя сжала губы. Муж видел, как ей нелегко дается этот разговор, но почему бы и не облегчить душу.
— Хата обгорела, внутри почернела, воняет дымом, а они спят на досках.
Сглотнув, девушка уставилась в одну точку.
— Все целы, слава богу. Мать, как всегда, вокруг батьки скачет, девки стены драят, младшая в корыте спит – кроватка сгорела, Глашка с мамкой – на полу, Анька – на лавке. А этот…
И Степан услышал, как Галя засопела.
— А этот пьяный на печке песни поет и ссыт прямо на пол.
— Бр-р, — передернул плечами Степан, представив отвратительную картину.
— Я им говорю, чтобы со мной уезжали, а мать уперлась, мол, без Фрола никуда не поеду. За нее и Нюрка вступилась, потом Надька влезла. Окатили меня помоями, будто это я виновата, что в доме пожар был, а я им поясняю, что это батька дом спалил. Мать подскочила и как даст мне по щекам несколько разов, ну я и выбежала, плюнув на них. Пусть с голоду подыхают, коли на меня всю вину наложили. Пусть дохнут, а я и пальцем не пошевелю.