Глава 51
Выслушав жену, Степан подумал о матери, кивнул, а затем сказал:
— М-да, родственнички…
— Вот и я говорю, сами по себе жить будем. Хватит нам с тобой на них оглядываться, — Галя намекнула и на свекровь. – Я же, когда от своих уходила, встретила Олеську. Идет, краля такая, — покрутила плечами Галя, изображая бывшую подругу, — сквозь меня смотрит. Говорю: «Почему не здороваешься?» А она мне: «Я с предателями не хочу разговаривать». Спрашиваю, когда это я ее предать успела? А она: «Я слышала, что ты на всех наплевала и умотала в другую деревню. У тебя в семье беда случилась, а тебе до лампочки». У меня рот открылся, язык онемел, ничего сказать не могу, а она продолжает изгаляться, мол, свекор твой в больнице, свекровь тоже здоровьем похвастаться не может, а ты от них много добра поимела и распустила хвост. Степ, вот откуда она это взяла? Не знаешь?
Мотнув головой, Степа снял с гвоздика фуфайку.
— А я догадываюсь, мамка твоя сплетни пустила. Она же и соседям нашим про меня всякого наговорила. Степа, не дай бог, вернется, я за себя не отвечаю.
Степан оделся, опять кивнул и вышел в сени.
— Ох горюшко горькое, — разочарованно выдохнула Галя. – Выставила меня самым гадким человеком и смылась. Чтоб у тебя все ноги повыкручивало, гадина.
Весна. Апрель.
Раннее утро.
Галя сидела на табурете возле кровати, в одной руке придерживая полотенце, а в другой – почти пустую тарелку. Улыбаясь, Панкрат глотал кашу, находясь в положении полусидя. Дети играли в комнате родителей, Степан занимался мужским делом во дворе, мастеря костыли для отца. Всего за три месяца батя научился приподниматься, неумело, но держать ложку, а вчера, с трудом выдавливая из себя каждое слово, смог объяснить, что ему нужна опора, чтобы самому вставать с постели и ходить. Степан стругал палку и улыбался, думая об отце. Права была Галка – скоро батя сможет не только ходить, но и бегать. Ох и умная жена попалась, ох и уверенная во всем. Вот, как скажет, так и случается.
Степан смахивал с деревяшки опилки и хмыкал, представляя, что пройдет еще немного времени и отец вместе с ним начнет косить, копать, грибы собирать.
— Степка! – на крыльце появилась Галя. – Тебе ж на работу! Опаздываешь!
— Ох ты ж! – спохватился Степан. – Ефима Петровича подводить нельзя!
Убрав инструмент в старое ведро, он поставил его в сарай. Быстро помыл в бочке с водой руки, переоделся и подбежал к машине, ожидающей ее у забора. «Москвич», недавно переданный в совхоз, был предназначен для Ефима Петровича. Выучившись на водителя, Степа стал его правой рукой. Куда Петрович, туда и Степан. Надо по делам в город – пожалуйста, появилась необходимость посетить ферму – милости просим. Степа ужас, как гордится своим положением и новехонькой машиной, которая отвечает ему взаимностью, ярко переливаясь под солнечными лучами. Галя, стоя у окошка, проводила теплым взглядом мужа, помыла посуду и принялась за полы. Вдруг из комнаты, где сидят девчонки, раздался душераздирающий крик. Бросив тряпку в таз, Галя побежала смотреть, что опять не поделили дочки. Распахнув дверь, она увидела, как Маня тянет Настю за жиденькие волосенки и что-то пытается предпринять.
— Ты что делаешь? – закричала мама.
Маня, замерев от внезапного крика, спрятала ручки за спину. Подскочив к ней, Галя увидела в руке ножницы и длинную царапину на лбу Насти.
— Ты что надумала? – выхватила опасный инструмент мама. – Ты где их взяла?
Открыв рот шире некуда, Маня начала орать во все горло. Настя – еще громче. Спрятав ножницы в карман платья, Галя сначала легонько шлепнула старшую дочь по попе, затем подняла ее и посадила в кроватку.
— Будешь тут сидеть! В наказание!
Взяв на руки Настю, она вынесла ее в кухню. Усадила на табурет, сунула в руки пряник.
— Того и гляди, ткнула бы в глаз, засранка, — потрогав царапину, Галина выдохнула. – И что ей неймется?
В последние дни, когда Маня научилась вылезать из кроватки самостоятельно, она стала слишком любопытна. Лезет всюду, только успевай присматривать. То в мороз вышла босиком в сени и разлила банку с молоком, то просто так Настю ударит или залезет на лавку и в русскую печку ручонки сует. Измажется золой так, что волосы еле отмоешь. А однажды, она умудрилась уйти в сарай. И как ее Пеструха не затоптала? Благо Степа по детским следам на снегу понял, где искать беглянку. Ой, Галя так ругала девочку, что чуть по маковке не дала крышкой от кастрюли. Вовремя опомнилась, а так бы и прибила дитя несмышленое.
— Какая-то ты у нас не такая, — бубнила Галя, домывая пол в кухне. – И всюду тебе надо. Ручонками своими наглыми лезет, глазенками бесстыжими зыркает. И кто ж из тебя вырастет? Вот бедовая досталась, спасу нет. Такая маленькая, а уже проворная. Вон, Настьке все до фонаря. Спокойная, тихая. По лишнему разу не кричит, в полки-ящики без надобности не заглядывает. Не ребенок, а золото. В больницу ее везите, в больницу… — Галя заговорила чуть громче, ругая фельдшера. – Сама себя вези, неуч. Таких детей днем с огнем не сыщешь.
Бубня себе под нос, она пропускала мимо ушей нудный плач Мани. До чего ж ребенок беспокойный, что аж злость берет! Ноет и ноет. Чуть что – в крик. Орет так, что уши закладывает.
— Надорви себе пуп, — подняв ведро, Галя встала у двери, собираясь вылить грязную воду на улице. – Наорешь – сама виновата будешь.
Фыркнув, она толкнула дверь рукой и шагнула в сени. Надев калоши, открыла вторую дверь. Выплеснув воду с крыльца, Галя заметила краем глаза фигуру, стоящую за калиткой. Повернувшись, нахмурилась, чтобы повнимательнее рассмотреть пришедшего. Вроде бы знакомая женщина, но кто она, и почему смотрит так, словно Галя ей задолжала?
— Здравствуй! – поздоровалась женщина.
И голос тоже очень знаком. Кого же он напоминает? Галя была так загружена ежедневными заботами о детях и больном свекре, что не сразу признала гостью.
— Здравствуйте. – потерянным тоном ответила она.
— Ну надо же! – в голосе незнакомки появились нотки радости. – А дом-то как облагородили, а! Его ж и за версту не узнать! Галька! А я еду, а сама думаю, небось, мерзнете в развалюшке-то, а?! Тут же и спать-то не на чем было, не то, что еду сготовить! Печка вся золой забитая, трубу чистить некому! Полы — хоть сразу под доски ныряй, до чего ж прогнившие были! А у тебя, как погляжу и скотинка заимелась? Куры?
На скотном дворе как раз прогуливались пернатые, склевывая первые травяные росточки и сопровождая свой завтрак счастливым кудахтаньем. Брови Гали медленно поползли на лоб. Баба, продолжая нахваливать обновленный дом, распахнула калитку, ступила на протоптанную тропинку, и звонко заржала, как молодая кобылка.
— Господи, Дунька? – прошептала Галя, увидев огромный живот, подсказывающий ей, что беглая родственница вот-вот должна разрешиться от бремени.
Глава 52
— Ой, ну ха-та-а, хороша-а, — Дуня подошла поближе. – Это ж надо, а двор какой чистенький, а у нас поросли были, грязь, ветки всюду валялись. Ну чистая помойка, ха!
Вспомнив, как выглядел придомовой участок, женщина расхохоталась на всю улицу.
— Помню, ребятишки выбегут из дома, ногам колко: всюду стекло битое. Это ж Егорушка мой спьяну уронит бутыль, а собрать некому. Царствие тебе небесное, муженек… — смех прекратился, Дуня всхлипнула, подумав о покойном муже. – Вот и мыкаюсь без него. Душа болит, руки трясутся, а жить надо.
Галя слушала гостью вполуха и пялилась на ее живот. Угораздило же, глупую, раздуться. И как она его подымать будет?
— Восьмой, — крутилось в ее голове. – Восьмой…
— Галь, а Степка где? Или вы, того? – намекнула на развод Дуня.
— Не того, — мотнула головой Галя, не сводя изумленного взгляда с огромного брюха.
— Везучая.
Из хаты до Дуни донесся детский плач. Она повернула голову и вытянула лицо.
— А чей это?
— Мой, — оживилась Галя, зная, что это Манька раззявила свой рупор и голосит.
— Да? А-а, точно, ты ж тоже в ту пору заколосилась, — выдавила из себя улыбку гостья. – А я вот, как видишь, — показала руками на свой живот. – Опять.
— Угу.
— Ой, со своим вдрызг разругались. Выгнал меня. Ну, а я тут причем? Природа у меня такая, слабая.
— Чего?
— Природа, говорю. Не могу устоять перед мужской лаской. С Федькой сошлись, уехали к нему, а там мужико-ов. Аж зенки разбегаются. Да такие славные! Каждый на тебя смотрит, черным глазом подмигивает. Ну один и доподмигивался. Так Федька узнал, что дите не его, за волосья оттаскал. Вот, — распахнула Дуня старенькую телогрейку, — в одной ночнушке на улицу и выпер. Спасибо соседям, дали хоть и лохмотья, зато теплая, — погладила себя по груди. – Слушай, а что ж Панкратова хата без присмотра стоит? Я вчера сунулась, а там – тишина. Как будто померли все.
— Продана хата. – соврала Галя.
— А кому?
— Почем мне знать? Я там давно не живу.
— Хм, а я ж к Панкрату думала обратиться, мол, я ж ему не кто-нибудь, а невестка. Думаю, пусть примет, а там глядишь, может, еще кого сыщу. Куда ж мне с этим (намекнула на еще не родившегося малыша). Эх, никто не хочет брать с дитем, а мне, что прикажете делать? До любви все мужики охочие, а я расхлебывай. К Люське сходила, та мне про деток сказала. Ну ладно, пусть живут в казенном доме. А вот вырастут, чтоб о мамке не забывали. Кто-нибудь, да и возьмет к себе. Не помирать же под забором? Я ж их собственноручно родила.
Сведя брови к переносице от возмущения, Галина насупилась.
— А сюда, зачем явилась?
— Погостить. Родственники, все-таки. Мне бы осесть на время, а там рожу и…
— Так! – Галя, выпятив грудь вперед, отставила одну ногу. Она изменилась в лице, изобразив тигрицу перед прыжком. – У нас места нет.
— Как так? – удивилась Дунька. – Да там комнат, как грязи. Да я на печке могу или на лавке. Слушай, Галь, покормишь, а? Все кишки свело, — сморщила нос нахальная баба. – Сама ж понимаешь, с дитем надо за двоих питаться.
— Нету у меня ничего. – Галя смекнула, стоит только впустить эту чувырлу в дом и палкой потом не выгонишь. В памяти еще свежо, как Дунька к подружке своей бегала, по хозяйству палец о палец не ударила, дите родила – бросила… А тут еще и Панкрат Федосеевич – сердобольный до ужаса.
— Как нету? У вас полным полна коробочка – это невооруженным глазом видно. Или для родни куска хлеба пожалела? – надула губы Дуня.
— Знаешь что, Дуня, — сделав шаг вперед, Галина подняла нос к небу, — давай-ка ты возвертайся. У меня своя семья, у тебя – своя.
— Да какая семья? Я ж одна, как перст! – жалобным голосом заговорила гостья. – Ни кола, ни двора. Думала, детей себе забрать, а куда? Где ж мы всей оравой жить будем? Может, к вам, а, Галь? Будем, как раньше, одной большой семьей да за праздничным столом! – развеселилась нахлебница.
— За каким столом? Ты что городишь? – злилась Галя. – Хочешь, чтоб моя шея пополам переломилась? Возвертайся, сказала. Не будет тебе ни хлеба, ни воды. Сама свою жизнь устраивай. Детей она забрать думала, а о младшей девке ты много вспоминала? Бросила младенца и с хахалем своим сбежала! Да какая ты мать после этого?!
Дуня не узнавала Гальку. Вон, какая мегера стала. Норовом берет. Даже в дом не пригласила, хозяйка сопливая.
— Ты меня девкой не попрекай, ей сейчас сладко живется. А я жизни лучшей искала, для своих детей и старалась. Где ж тебе меня понять, коли сама от пуза жрешь. Вот и зажралась ты, невестка голодраная. Мне про тебя Марфа многое выложила, пока я у нее жила. Ой, а ведь права она оказалась. Ой, какую шкуру в дом запустили, что даже крошки от нее не допросишься. Зажралась ты, Галька! Пусть тебе этот кусок поперек глотки встанет. Попомнишь Дуньку Кулакову!
Выговорившись, Дуня не стала больше унижаться. Развернулась и убралась прочь с гордо поднятой головой. Галя с кривой ухмылкой вошла в хату. Успокоила Маню, накормила дочерей и принялась за стирку. Думая о Дуньке, Галя улыбалась. Что за бабская натура, нарожать, разбросать, а потом припереться, будучи уверенной, что ей тут обрадуются? Ни совести у этой Дуньки, ни жалости к себе. Всю себя по мужикам распустила. Тьфу, слабая на передок. Потом Галя подумала о муже. Работяга! Ефим Петрович его при Гале похвалил аж два раза. Степка умный, вперед батьки не лезет, слушает, вникает, на ус наматывает. Ох и славно получилось, что Степан под его опеку попал! Удачно жизнь складывается: дом – полная чаша, и знакомство с вышестоящим человеком лишним не будет.
Но к концу лета заметила Галя одну особенность за своим мужем. Домой заходит, в глаза не смотрит, умоется, молча поест и в койку ложится. Утром встает, без слов одевается, завтрак с собой берет и уматывает, только пыль столбом. Задумалась Галя, а не женщина ли какая ей дорожку перебежала? Пора бы с какой-нибудь девушкой дружбу заиметь, чтобы все новости в деревне первой узнавать. Нашлась такая девушка. Лю́бой звать. Познакомилась она с ней в магазине. Галя сразу заметила говорливую толстушку с яркой косынкой на плечах. Она без стеснения рассказывала местным бабам о том, что на днях услыхала о некой Марии, которая с мужиками по сеновалам ночует. Выходя на улицу, Галя подождала Любу у магазина. Спросила кое-что, а потом пригласила на чай.
— Машка эта никому проходу не дает, — гостья сидела за столом и пила чай с пирожками. – Каждого добра молодца не пропустит. А новеньких так любит, что с первых дней к ним прилипает, будто они медом намазанные. Я готова лоб об стенку расшибить, что и твоего мужика она стороной не обошла.
— А причем тут мой мужик? – именно этого разговора и ждала Галя.
— Ну как? Он же теперь на машине, как шофер, работает. То одну подвезет, то другую. – жуя, ответила девушка.
— Ты что, сама видела? – ревность одолела Галю. Каких это девушек Степан на машине катает?
— Ну да, видела. Правда, не Машку он вез, а председательскую дочку. Сидят, друг дружку глазами мозолят. Улыбаются.
— И когда ж такое было?
— А вот, недавно. Ладно бы днем вез, а то ж ночью. Спрашивается, куда он ее возил? А?
Глава 53
Галя закусила губу. Действительно, на прошлой неделе Степка домой приехал во втором часу ночи. Галя задумалась. Неужели он с председательской девкой шашни крутит? А она, куда смотрит? Не боится репутацию себе подпортить?
— А девка эта не из гулящих? – спросила Галя, пребывая в раздумьях.
— Да вроде нет, — ответила Люба. – До того, как я ее в кабине увидела, она нецелованная была. А теперь я сомневаюсь…
Выведав у Любы всякого рода новости о местных жителях, Галина решила действовать хитростью. Нельзя напрямую спрашивать у Степы насчет Дарьи – дочери Ефима Петровича, для начала нужно врага сделать другом, а потом смотреть по обстоятельствам. Проводив гостью, Галя накормила детей, искупала их в корыте и уложила спать. Помогла переодеться Панкрату Федосеевичу, размяла его тощие конечности, пожелала «доброй ночи», закрыла сараи, полила огород и села на крыльце. Когда же Степа вернется домой? Что-то он опять задерживается…
Решив не ждать мужа, Галя подперла дверь хаты лопатой и отправилась на вечернюю прогулку. Авось, встретит Степу на дороге. Надо почаще маячить у него перед глазами, чтобы не забывался. Целыми днями не видит жену и дочек, поэтому начал обращать внимание на других девушек. А что, они беззаботные, а Галя вся в делах. То дети, то хозяйство, а теперь и свекор на ней. Нет, жаловаться не приходится, потому что кто, если не она… Прохаживаясь вдоль дороги, Галина вдыхала еще теплый августовский воздух, слушала пение сверчков, лай собак и вспоминала, как она впервые поцеловала Степу. Дрожь пробила с головы до пят. Каждая клеточка содрогнулась, когда в голове Гали возникло воспоминание о первом свидании, после которого она вышла замуж. Томно вздохнув, Галя не заметила, как очутилась на другом конце улицы. Через два дома стоит хата Ефима Петровича. Галя сбавила шаг. Медленно проходя мимо дома, она искоса посмотрела на окна, в которых горел свет. Люди еще не спят. Дойдя до развилки, Галина развернулась и пошла обратно. Вдруг, за домом председателя раздался мужской смех. Галя остановилась. Сообразив, что ей не стоит показываться перед семьей Петровича, она спряталась за кустом сирени.
— Анна! Ну рассмешила-а, — из-за угла хаты показалась человеческая фигура.
Прищурившись, Галина узнала председателя. Он был раздет по пояс, вытирал полотенцем шею, а позади шла его жена – Анна Федоровна – с ведром в руке.
— Это ж молодым гулянки подавай, а мне они зачем? – Ефим поднимался на крыльцо. – Да и устал я. Уборочная. План надо успеть выполнить.
— Тогда осенью. Послушай…
— А?
Оба стояли на крыльце и смотрели друг на друга.
— Маша выйдет замуж, надо бы ей дом поставить.
— Надо. Но лучше весной.
— Зачем столько ждать? Пора бы уже готовиться. Ефим.
— Ну чего?
Жена не давала ему войти в дом, задерживая важным разговором. Галя, подслушивая их, внезапно опомнилась. Ефим дома, а где Степан? Машины нет ни здесь, ни рядом с ее домом.
— Ну, погоди, только вернись, — зашипела девушка, представив, что ее муж катается с какой-то девахой.
— Поторопиться бы, — чуть тише проговорила Анна. – А то и Даша замуж надумает, а где ж все вместе размещаться будем?
«Торопиться?» – Галина изменилась в лице. – «С чего вдруг?»
— Да понял я, — ответил Ефим, переступив порог. – Выдадим Машку замуж…
«Машку? Какую Машку?» — вытаращилась тайная наблюдательница на хозяев дома.
— Будет ей жилье, — улыбнулся Ефим. – Только с уборочной закончим и займусь этим вопросом.
— И для Даши?
— А как же.
— Лучше заранее об этом позаботиться.
— Аннушка, ну до чего ж ты у меня скорая! – рассмеялся Ефим. – Обо всем заранее думаешь.
— А как же! – и та захихикала. – Готовь сани летом. Забыл?
— Верно. Но Дарье рано о замужестве думать, пускай сначала отучится.
— Что ты Ефимушка, время бежит, как ручеек, не успеешь оглянуться, так и Дарья вслед за Марией жениха приведет.
— Хотел бы я, чтобы он был такой, как Степан Стрелецкий.
Галя вздрогнула.
— Ой, Ефимушка, мне он тоже по душе. И помощник хороший, и сам ничего. Вот только… — вздохнула женщина, — жаль, что он…
— Тс-с, — перебил ее Ефим, — люди кругом. Пошли в дом. Нечего соседям рассказывать.
Они вошли, дверь захлопнулась, через секунду погас свет, и сердце Гали застучало еще быстрее. О Степане говорили, Дашку свою замуж отдать хотят, какой-то Машке дом строить собираются…
— Я вам построю и Дашку вашу замуж выдам, — процедила сквозь зубы Галя, глядя на темные окна сквозь тонкие ветки сирени. – Степана забрать у меня надумали? Только попробуйте.
Набрав воздуха полные легкие, она выдохнула, повторила и размашистым шагом двинулась к дому. В душе клокотало, злость и ревность переплелись и окутали горло. Перед глазами стояли муж и Дарья. Проскочив перекресток, Галя услышала рокот мотора. Едет! Повернув голову, она увидела «Москвич», махнула рукой, но, видимо, Степан ее не заметил, потому что свернул налево. Галя рванула между домами, чтобы узнать, куда это направился ее муженек мимо дома. Машина остановилась, дверь открылась и из кабины показалась голова девушки.
— До завтра! – махнула она рукой и побежала через дорогу.
— Ах вот, кого ты катаешь, — буркнула Галя. – Докатался, — грозно зыркнув на отъезжающий автомобиль, она встала посреди дороги.
Глава 54
Ничего не подозревая, Степан ехал домой уставший, как собака. Вдруг видит – Галя стоит. Он притормозил и высунул голову в открытое окно.
— А ты чего так поздно гуляешь? Или ждешь кого?
— А ты ревнуешь? – заулыбалась жена, скрестив руки на груди.
— Нет, правда, что ты здесь делаешь? – показав рукой на сиденье, Степан не отрывал удивленного взгляда от Гали, которая поняла намек – сесть в кабину – и уже открывала дверцу.
— Вот, от любовника возвращаюсь, — насмешливо ответила она, усевшись рядом. – Вижу издалека – машины возле дома нет, думаю, дай подожду, а то ноги совсем не слушаются. Ой, Степ, не представляешь, как я устала…
Она сказала последние слова с таким вожделением, что Степка тут же взбодрился.
— Ты чего это? – покосился на жену, вцепившись в руль цепкой хваткой.
— Ничего, от любви вся горю, вся горю… — Галя закинула руки за голову, и ее грудь подалась вперед.
Степан растерялся.
— А ну! – его взбесило странноватое поведение жены. – Показывай, с кем ты там в любовь играешь?
— Поехали. Покажу, — Галя смотрела в потолок, Степа коротко глянул на ее вздымающуюся грудь и развернув авто.
— Куда?
— Прямо.
Доехав до перекрестка, Степан вновь повернул голову на Галю.
— Налево, — скомандовала она.
На улице уже темно, и только свет фар показывает дорогу. Степан не понимал, кто тот удалец, который посмел обольстить его молодую жену? Андрей? Он живет на этой улице, но его дом уже проехали. Леха? Нет, этот проживает вообще на другой стороне деревни. Машина проехала всю улицу до конца.
— Дед Матвей? – вслух подумал парень, когда посмотрел на крайний дом с покосившимся забором.
— А ты чего остановился? Поезжай, — Галя сидела с кривой ухмылкой и кокетливо подергивала плечами.
Не понимая, в какой стороне живет подлец, Степа обнял руль.
— Куда ехать-то? Кончилась деревня.
— Прямо, — все тем же томным голосом повторяла хитрая Галина. – Прямо.
Желание нахлобучить соперника испарилось, когда машину начало подкидывать на кочках. Авто ехало по полю, которое вело к озеру. Вплавь, что ли, до обидчика добираться?
— Остановись, — сказала Галя, когда они очутились рядом с кустами можжевельника.
Степан притормозил. Неожиданно Галя разорвала на своей груди платье и набросилась на мужа. Легкий туман окутывал «Москвич», и только далекий лай собак иногда пробивался сквозь жаркие поцелуи, не отвлекая разгорячившуюся пару. Парочка перебралась на прохладную землю, покрытую сырой травой, и слилась в безумной неге, вскружившей Степану голову. Звезды на ночном небе наблюдали за счастливыми лицами, подмигивая им, Луна освещала водную гладь озера, стараясь не затрагивать голые тела, воздух стал настолько свежим и липким, что у Степана и Гали взмокли волосы. Влюбленные лежали на траве и разглядывали небесные светила.
— Ничего себе какая ты, оказывается… — грудным голосом прошептал Степа. – Я чуть не помер.
Галя молчала. Она вдыхала сладковатый запах его пота и вслушивалась в звуки, которые издавали сверчки. Было так хорошо, что не хотелось возвращаться домой.
— Степ.
— А.
— Степ, а ты почему сегодня так поздно вернулся? Вроде бы Ефим Петрович раньше тебя приехал.
— А он мне задание дал, в город съездить.
— Зачем?
— Как всегда, отвезти его племянницу.
— А кто его племянница? – Галя приподнялась на локтях.
— Мария Лаптева.
— Хм…
А ведь о ней как раз и говорила Любка.
— И на прошлой неделе?
— Ну да. А почему ты спрашиваешь?
— Просто ты не говорил, что возишь местных баб в город.
— Потому что это неважно, — Степа прижал к себе жену и поцеловал.
Галя забыла уточнить вопрос о Дарье: подвозил ли он ее недавно, как сказала Люба. Степан помог жене одеться и повез домой, где все давно спали. После этой ночи Галина решила, что сплетни, услышанные от Любки – это всего лишь сплетни. Но утром, когда проводила мужа на работу, Галина вспомнила слова председателя, которые она подслушала, стоя за сиренью. Маслица в огонь подлила и Люба, прибежав с новым известием.
— Все! Я узнала точную информацию! – завопила девушка, увидев Галю во дворе дома. – Изменяет!
— Кто? – не поняла Галина, которую застали врасплох за кормлением кур.
— Мужик твой, кто ж еще! – распахнув калитку, подруга подбежала и затараторила: — С бабой его видели! И, говорят, не в первый раз!
— Кто тебе сказал? – обмерла Галя с глиняной чашей в руках, предназначенной для зерна.
— А вот этого я тебе сказать не могу, — задыхалась она. – И самое гадкое, что он холостым себя считает. Бессовестный! Людей не стесняется, в машину посадит и поехал. Галя, гони ты его за ворота. Да что ж это делается, а? Прямо на глазах всего честного народа такое вытворяет. Утром иду, а он опять эту курву в машину и покатил.
— Какую? – Галя не верила своим ушам.
— Машку, какую еще! Вот злыдня змеистая. У одной мужика увела, а теперь к тебе прилипла! Галька, беги к председателю, говори, мол, пускай свою племяшку плетью отхлестает, иначе ты на все их семейство жалобу подашь!
Глава 55
— Машку… — опустив руку вниз вместе с чашей, Галя разволновалась не на шутку.
Зерно посыпалось на землю, куры подлетели и закудахтали наперебой, стараясь склевать все до единого зернышка, чтобы не досталось конкуренткам. Галя смотрела на них и представляла, как она размажет фигуристую Машку. Мокрого места не оставит.
— Ты иди, Люб, иди, — еле слышно попросила Галя, уставившись на шумных кур.
— Я бы на твоем месте…
— Иди.
Любка покачивала головой, нахмурив брови. Галя стояла, как вкопанная. Развернувшись, подруга потопала к калитке. Слушая, как она что-то бубнит себе под нос, Галина думала о семье председателя. Сунешься – несдобровать, а пустишь все на самотек – без мужа останешься.
— Охохонюшки-хохо, — выдохнула молодая хозяйка. – Что ж мне с вами делать?
Переделав все дела по дому, она уложила детей и села рядом с Панкратом Федосеевичем.
— Что-то сама не своя, — заметил он, как сноха грустит. – Случилось чего?
— Даже не знаю, — ответила Галя, провалившись в раздумья.
— Со Степаном не ладите? – Панкрат сидел на кровати, свесив ноги, и пил свежий чай из полевых сборов.
Промолчав, Галина изобразила на губах улыбку, и свекор понял – грусть-печаль связана с его сыном.
— Ты не спеши с ним спорить, — заговорил Панкрат, глядя на сноху. – Для начала надо договориться.
— О чем?
— О жизни. Если видишь, что он стал тебя сторониться, попробуй узнать, что он думает, что хочет от жизни.
— Бабу другую он хочет! – чуть не расплакавшись, выпалила Галя.
Она не собиралась рыдать на плече свекра, но он говорит таким спокойным голосом, что сердце Гали не выдержало, и она позволила себе сказать лишнего.
— Не в бабе дело, — монотонно продолжал Панкрат. – А в вас самих.
— Как это?
— А вот так. Пока между собой не разберетесь – не поймете, что хоть сто баб перебери – толку не будет.
Сощурившись, Галина пристально посмотрела на свекра. Тот сидел с улыбкой на губах и его ласковый взгляд говорил, что Панкрат Федосеевич прав, потому что жизнь прожил, опыта набрался.
— А что тут разбираться, коли люди говорят…
— Э-э, а вот это ты зря, — шутливо погрозил пальцем Панкрат. – Людям верить, конечно, можно, но не в семейных делах. Люди с тобой в одной хате не проживают, на одной койке не ночуют. Откуда им знать, что между вами делается? А то, что со стороны увидали – каждый рассказывает по-своему. Вот ты сейчас о чем думаешь?
— О Степке, — опустив глаза в пол, Галя пригорюнилась.
— Не о Степке, а о подруге своей – сплетнице.
Вытаращившись на мужика, Галина ойкнула.
— А как вы догадались?
— Обыкновенно. Это ж она тебе весть принесла. Слышал я, как она на всю улицу горлопанила. Только запомни, девонька, на воре и шапка горит.
— Как это понимать?
Панкрат не стал пояснять, но смог крепко вложить загадку в голову снохи. Пусть сама разгадывает, нечего подсказывать. Жизнь длинная, Гале еще многое предстоит узнать. Опыта набраться.
Послушав свекра, Галина не стала устраивать допрос мужу, когда тот вернулся с работы к ночи. Она накормила его, выслушала, как прошел его день, но рассказа о том, что к нему в машину садилась Машка, так и не дождалась. Правда, Степан был весел и очень ласков, но Галя не обращала внимание на его ухаживания: чаю подаст, сахарку в чашку положит, обнимет, поцелует, назовет «Галюшей…»
Вроде бы все хорошо, но на душе тревожно.
В первых числах сентября, когда еще есть возможность насладиться последними теплыми деньками, Галина решила сходить на озеро с детьми. Свекор идти с ними отказался.
— Пока я доковыляю, неделя пройдет, — смеясь, ответил он. – С палкой-то сподручнее, но шибко тягомотно. Идите втроем, а я здесь, на завалинке посижу. Погреюсь на солнышке, о своем подумаю.
— Так девки-то тоже не быстрые, — уговаривала свекра Галя. – Вот и будете в ногу вышагивать, а я постерегу, чтоб никто из вас не упал.
— Нет, не пойду. Отдохните без меня. Тебе, Галя, надо бы почаще в люди выбираться, а то все дома и дома. Так и озвереть недолго.
Уходя, Галя взяла с собой бидон с колодезной водой, вывела детей за калитку, затем прикрыла ее, взяла девочек за руки и повела знакомиться с «Дымкой», как величают местные широкое озеро. Солнце еще высоко, лицо обдувает теплый ветерок, под ногами дорожная пыль, вокруг слышны разговоры соседей, детский смех и щебетание птиц. Хорошо здесь, спасу нет! Никто не зудит над ухом, не фыркает. Не следит, как ты справляешься с хозяйством, готовишь еду и стираешь. Вспомнив о свекрови, Галина хмыкнула. И куда же подевалась эта бестия? О, вот и Дунька в голове возникла. Интересно, родила уже? А дите к кому пристроила? Улыбаясь самой себе, Галина ощущала себя победителем. Свекровь на все четыре стороны ушла, Дунька – нахалка плодовитая испарилась. Ох как она злилась, когда Галя высказала ей все о детях, ох как зли-ила-ась. Лодырь, а не баба.
— Как же я могла забыть? – вдруг у Галины возникла мысль о матери Панкрата Федосеевича. – Что с ней? Померла уже, наверное. Упокой, Господь, ее душу.
Пока голова Гали была занята думами о родне, она не заметила, как оказалась на поле. Вот и знакомый можжевельник. Увидев его, девушка слегка покраснела.
— Пить, — громко сказала Маня, потянув руку к Гале.
— Сейчас, — поставив бидон на землю, Галина вынула из него кружку вместе с водой и подала ее ребенку.
Настя стояла рядом и смотрела на сестричку, потом тоже потянулась за кружкой.
— Когда ж ты у меня первое слово скажешь? – улыбнулась мама. – Только и знаешь, что мычать.
Настюша, одарив маму широкой улыбкой, сделала несколько глотков и вернула посудину. Маня смотрела на сестру так, будто обиделась: губки надула, бровки нахмурила. Положив кружку в бидон, Галя повела детей к озеру. С берега до них доносились всплески воды и радостный смех. Кажется, там развлекается молодая парочка, судя по голосам. Обойдя можжевельник, Галя улыбнулась, представив себя и Степана на месте той пары. Но вдруг, она остановилась. А голоса-то показались ей знакомыми. Прислушавшись, Галя отпустила детей и уронила бидон. Крышка открылась, и вода оросила переросшую траву. Да чтоб тебя Водяной уволок на дно этого озера! Степка!