Глава 67
— Не городи, — пытаясь уложить Маню, Галя сдерживалась, чтобы не психануть.
Девчонка упиралась ногами и руками в спинку кровати, пыхтя от натуги.
— Да ляжешь ты или нет? – нервы матери сдавали. – Быстро спать. Еще полчаса для отдыха.
Насмотревшись, как подруга успокаивает дочь, Люба разогнала детей по койкам. Подошла к Галине и ка-ак треснет Маньку ладонью по заду, что та моментально замолкла и юркнула под одеяло.
— Вот как с ними надо, а не цацкаться. – отряхнула Люба ладони. – А то с малолетства наглеют.
Выкатив глаза на Любу, Галя ахнула.
— Да ты что… она же ребенок.
— Да какой ребенок? В ней столько прыти, что ты скоро сама завоешь. Повидала я таких. Лучше сейчас воспитывать ремнем начинай, иначе потом поздно будет.
Ожидая, когда Маня поднимет ор, Галя села на край ее кровати.
— Встань, — потянула ее за плечо подруга. – Нечего слабину давать. Запомни, Галь, нахальство с детства видно. Если сейчас не утихомиришь ее, через несколько лет она такого жару даст, что сама заплачешь.
Взглянув на спрятавшуюся под одеяло девочку, Галя глубоко вдохнула. Жалко ее, потому что Галя до сих пор помнит каждый шлепок отца, который долго отзывался болью. Но поступок Любы дал хорошие плоды – Маня молча лежала и не шевелилась. Подоткнув одеяло, Галя вышла из спальни.
— Держи ее в ежовых рукавицах, — закрывала дверь Люба. – Упустишь девку.
— Угу, — кивнула подруга, плотно сжав губы.
После нагоняя от воспитателя Маню будто подменили. Остаток дня она вела себя тихо, незаметно: не кричала, не устраивала истерики. Вечером, передав последнего ребенка запоздавшему родителю, Галя попросила девочек одеться, а сама ушла в комнату для воспитателей, чтобы забрать свои вещи. Накинув пальто, Галя взяла в руки валенки и отправилась за дочками. Неожиданно что-то грохнуло, а потом раздался детский плач, похожий на натужный крик в замкнутом помещении.
— Настя.
Рванув с места, Галина побежала на звук. В гардеробной никого не было, кроме ее девочек. Настя сидела на полу, широко открыв рот, рядом с ней лежал табурет, а Маня стояла у входной двери, спиной к Галине.
— Что случилось? – Галя поставила Настю на ноги. – Ты залезла на табуретку и упала?
Вытянув руку и показав пальцем на Маню, другой рукой Настя терла глаз и выдыхала воздух до конца. Затем набирая полные легкие и вновь выдавливала его с шумом.
— Мань, иди на улицу, а то спаришься, — натягивая валенки, сказала мама. – А ты не хнычь, — она обулась и вытерла сухой варежкой лицо Насти. – Лезешь туда, куда не просят. Зачем ты на табуретку забралась?
Настя положила ладони на голову и завыла еще громче. Застегнув пальто, Галя резко взяла ее за руку и повела на крыльцо. Пытаясь что-то объяснить маме, Настя дергала рукой, но плакать не прекращала.
— Заканчивай сопли распускать, — Галя накинула пуховый платок и спрятала его концы за пазуху. – Сама виновата.
Взяв дочь за руку, она крикнула Мане:
— Не уходи без меня!
Маня стояла у калитки и сбивала ногой снежную насыпь. Услышав маму, обернулась. Галя подвела Настю, вытянула руку вместе с рукой девочки и сказала:
— Беритесь за руки и пойдемте домой.
Вдруг, ни с того ни с сего, Настя резко ударяет сестру по лицу и, скрестив руки на груди, отворачивается.
— Это что еще такое? – опешила Галя. – Ты зачем это сделала?
Естественно Маня завопила.
— А ну, извинись, — схватив Настю за плечо, Галя развернула ее. – Извинись.
Глядя на ревущую сестру исподлобья, Настя еле заметно улыбалась.
— Господи, да что за день такой? – не выдержав, Галя схватила обеих за руки и потащила домой.
Уставшая от детского нытья, сплетен, бесконечного шума, женщина была готова сама расплакаться. Вроде работа не пыльная, а какие ж нервы надо иметь, чтобы все это вытерпеть. Дома Галя приказала детям быстро раздеться и уйти в свою комнату. Что и сделала Маня. Но Настя не спешила.
— Чего стоишь? – Галя сидела на лавке, снимала валенки и слушала, как бешено стучит ее сердце.
— Ут, — Настя гладила себе по голове.
— Что?
— Аит.
— Что там у тебя?
Вытянув шею, Галя подвела к себе ребенка и провела рукой по макушке.
— Что это? – привстала, чтобы было лучше видно. – Шишка? Ого, какая огромная. Долазилась.
Покачала головой Галя.
— Афка, — Настя показала пальцем в сторону, пытаясь объяснить, что произошло в детском саду, но в дом неожиданно влетела Любка.
— Ты думаешь, что твой отца поехал навещать, да? – она задыхалась после пробежки, краснея на глазах. – Вот не слушаешь меня, а я оказалась права.
— Люб, не до тебя мне сейчас, — ощущая под пальцами огромных размеров шишку на голове дочери, Галя встревожилась.
— Галь, у тебя гордость есть? Вот ты мне скажи, — тараторила подруга, стоя на пороге.
— Дверь закрой, дите простудишь.
— Ох, — захлопнула дверь Люба, — ты ж не слепая, поди?
— Господи, ну кого он там еще прокатил? Что ты из этого проблему делаешь?
— Вот, когда он тебя бросит, тогда и поймешь. Лучше сама уезжай, чем такой позор переживать. Мало о тебе люди говорят, так ты еще масла в огонь подлить хочешь? – плюхнулась на лавку Люба.
— Мне все равно. Каждого не заткнешь, а причину посудачить люди всегда найдут.
— Ну да. Да только в этот раз все намного хуже, — зашептала подруга.
Сообразив, что лишние уши здесь ни к чему, Галя отправила Настю к Мане и села рядом с Любой.
— Подхожу к дому и вижу – твой несет чьи-то баулы. Пригляделась, куда несет. А чтоб тебя! – издала неожиданный вопль женщина и треснула себя по колену.
Галя подпрыгнула.
— Чего орешь? Давай по делу.
— А Зинка-то уже туточки.
— Что за Зинка? – не поняла Галя.
— Подружка моя бывшая.
— И что?
— А Степка твой ей чемоданчики несет, а она его в хату зазывает. Он вошел, а я тут же к тебе. Беги, Галька, лови их с поличным, чтоб этой Зинке неповадно было на чужих мужиков свой поганый рот разевать.
Глава 68
Сообразив, что Зина вовсе и не подруга Любе, она положила руку на теплую печь, сощурилась и неожиданно задала неудобный вопрос:
— А за что на Зинку взъелась?
— Я? – вытаращившись на Галю, Люба сняла с затылка платок.
— Ты. То вы подруги, а теперь ты несешься ко мне, как угорелая, потому что Степан вещи помог занести. В чем соль, Люб?
Растерявшись, Люба ощутила прилив жара. Ох и душно стало, что аж голова закружилась.
— Дай воды, — выдавила из себя гостья, пытаясь расстегнуть пальто.
Передав ей ковш, Галя пристально всматривалась в ее лицо. Люба чуть не подавилась.
— На, — вернула ковш.
— Так я жду, — давила Галя.
Не найдя, что ответить, Люба сменила тему, напомнив, что завтра с утра в садик она опоздает, потому что ей нужно посетить медпункт. Попрощавшись, молниеносно покинула дом Стрелецких. Галя выдохнула, задумавшись о Любе. Что-то часто о Степане она говорит. То про Машку трепала, которая замуж вышла и родила мальчика, теперь какую-то Зинку приплела. Может, правда Степан на женщин начал заглядываться?
— Да ну-у, — выдохнула Галя. – Быть того не может.
В комнате, где были дочки, вдруг поднялся крик.
— Опять что-то не поделили, — не собираясь идти и разбираться, Галина взглянула на часы.
Пришло время доить корову, кормить живность. Шум нарастал. Галя все же решила заглянуть. Тихонько приоткрыв дверь, она увидела, как Маня тянет за волосы сестренку.
— Ты что делаешь? – не ожидая от себя, Галя закричала. – Отпусти ее!
Но Маня не слушала. Ударив Настю кулаком по голове, она вцепилась одной рукой в ее нос.
— Ах ты, — подлетев, Галина шлепнула ребенка по заду.
Настя не растерялась. Отвесив наглой сестре оплеуху, тут же схлопотала от матери.
— Да что это такое? Что с вами случилось?
— М-м, — показав рукой на свою голову, Настя напомнила об огромной шишке.
— Холодное надо было приложить, — вспомнила мама.
Принеся ребенку полотенце, смоченное в прохладной воде, Галя встретилась с озлобленным видом Мани.
— Что волком смотришь? Хватит вам уже драться. Вы же сестры.
Отрицательно мотнув головой, Маня сложила руки на груди и прыгнула на кровать.
— Чтобы я больше не слышала, как вы ссоритесь, — Галя отвлеклась на скрип двери.
Выйдя в кухню, она увидела Степана. Тот выглядел озабоченным.
— Ну как? Что с отцом?
— Ничего хорошего, — ответил он, не поднимая глаз.
— Совсем плох?
— Хуже некуда. – умывшись, Степа сел на табурет. – Боюсь, до утра не доживет.
— Не говори так, — положив руки ему на плечи, Галя чмокнула мужа в макушку. – Какая-то черная полоса у нас началась. Девчонки не ладят, Панкрат Федосеевич приболел. Как будто нас кто-то сглазил.
Степа выдохнул, не ответив жене. Погладив ее по тыльной стороне ладони, он сказал, что не будет ужинать и ушел в спальню. Галя позвала детей, чтобы накормить их. Расставила тарелки на столе, положила в них тушеную курицу с картошкой и взяла ведро.
— Чтобы тихо было. Будете ругаться, поставлю в угол.
Посмотрев на мать исподлобья, Маня надула губы.
— Только попробуйте устроить драчку, — погрозила пальцем мама. – Вы же сестры, родные сестры.
Уходя, она еще раз взглянула на детей сердитым взглядом.
— Смотрите у меня.
И захлопнула дверь.
— Ты мне не сестра, — Маня взяла вилку и ткнула ее в руку Насти.
Та открыла рот, но кричать не стала. Сделав обиженное лицо, отодвинула тарелку на другой край стола. Недолго думая, Маня взяла банку с солью и высыпала в картошку сестры.
— А-а! – обиделась Настя.
— Будешь орать, я тебя побью, — огрызнулась Маня, подняв вилку с картофелем. – Так побью, что лицо будет страшнее моего.
Закрыв рот, Настя насупилась. Есть расхотелось, потому что сидеть рядом с злой сестрой неприятно. Слезая с табурета, девочка опустила голову и поплелась в комнату. Надо бы пожаловаться, но что-то ни мама, ни папа не понимают, о чем хочет сказать их дочь. Не понимают и не надо. Вырастет Настя и отомстит сестре за ее тумаки и обидные слова.
Шло время. Сестры подрастали, все также ссорились, не дружили и не любили друг друга. Люба немного отдалилась от Гали, пребывая в собственных мыслях. Панкрат Федосеевич умер и был похоронен через три дня, в начале марта. Степан замкнулся, думая об отце. Галина, видя, как ее мужу тяжело, всеми силами пыталась развеселить его, но Степа не хотел общаться с семьей. Он приезжал домой позже обычного, гремел кастрюлями в кухне, а потом ложился спать на кровать Панкрата.
— Опять туда ушел, — слушая тяжелые шаги мужа, Галя лежала на постели и вздыхала. – Пора бы уже прийти в себя. Впервые вижу мужика, который так долго убивается по отцу. Пять месяцев прошло…
Повернувшись на бок, она закрыла глаза. Степан не мог уснуть. Он крутился, вздыхал, думал о чем-то и часто присаживался на постели. Потом шел ополоснуть лицо, попить, покурить на улице. Прохаживаясь по двору, он задирал голову к небу и долго-долго рассматривал яркие звезды, подмигивающие ему, словно говоря: «Все будет в порядке, не переживай. Ну оступился, с кем не бывает. Не ты первый, не ты последний». Докурив, Степа затаптывал окурок и шел спать.
Утром, собираясь на работу, Галя обнаружила, что постель мужа уже пуста. Странно, когда это он успел смыться, если она просыпается раньше всех? Разбудив детей, Галина накормила их завтраком и повела в сад. Осталось несколько дней, и ее дети станут школьниками. Правда… Настю брать отказываются, ссылаясь на ее недуг, но Галя попросила принять ребенка, потому что среди школьников (по ее версии) Настя сможет научиться говорить, читать и писать.
— Ей общение нужно. – твердила она директору школы, сидя в его кабинете. – Садик – это одно, а в школе совсем другая обстановка.
— Вашему ребенку необходимо специально учреждение… — разводила руками Евгения Викторовна. – Здесь ей будет трудно. Я могу посоветовать вам…
— Я не отдам Настю чужим людям. Как вы знаете – и родные стены помогают. Возьмите, а? У нее и подруги есть, — слукавила женщина. – Все ж полегче будет.
Настю приняли «на испытательный срок». Если она не научится хотя бы писать, то ее исключат. Но Галя была уверена – дочка научится, а там и говорить начнет. Самой заниматься с ребенком не получится, потому что времени на это нет, а в школе есть учителя, вот и пусть учат.
Сентябрь.
Отстояв школьную линейку, Галя всплакнула. Летит время, что не успеваешь запоминать каждое мгновение, связанное с детьми. Представив, как дочки заканчивают школу, Галя всхлипнула.
— Дети растут, а мы стареем.
К ней подошли две женщины, поговорили немного, и Галя отправилась в садик. Идет, а у самой глаза на мокром месте. То с дочками шла на работу, а теперь одна. Вдруг, она увидела, как Люба заходит в здание. Галя поспешила с ней поздороваться. Обернувшись, Люба придерживала дверь и улыбалась.
«Какая-то она другая стала» — заметила Галина, прибавив шагу.
— Ты чего такая веселая? Светишься вся, — громко спросила она.
— А что, нельзя? – Люба действительно изрядно похорошела за последние месяцы.
— Ну почему же, — ступила на крыльцо Галина. – Открой секрет. Может, я тоже хочу расцвести.
Женщины переступили порог. Люба шла впереди, Галя — позади.
— Округлилась, — опустила глаза на Любин зад.
— Есть немного. — Люба спешила в специальную комнату.
— Случилось чего? – Галю так и подмывало узнать, в чем причина изменений.
— Случилось, — резко развернувшись, Люба натянула платье на талии.
— Беременная, — прошептала напарница, увидев округлившийся живот. – Сколько уже?
— Пять, — гордо ответила Люба.
— И кто же отец?
— Потом узнаешь, — Люба не стала выдавать тайну. Она сложила губки бантиком и, как будто уже пребывает в глубокой беременности, вперевалку потопала дальше по коридору.
Глава 69
Рабочий день прошел более-менее сносно. Галя наблюдала за сыном Марии и думала о своих детях. Непривычно, что дочерей нет рядом. Даже как-то скучно без них. Вдруг Люба всполошилась, подскочила к белобрысому мальчонке и выхватила из его рук мячик.
— Сколько говорить, не облизывай?! – стукнула его по губам этим же мячом. – Вся морда цыпками покроется!
— Люба! – подхватив пятилетнего Алешу на руки, Галина прижала его к себе, пока он не успел разрыдаться. – Обалдела?
— Задолбал этот звереныш, — зашипела женщина, бросая мяч в угол. – Тупой, как его мамаша.
— Да за что ты взъелась на него? Это же ребенок! – поглаживая Алешу по голове, Галина злилась на напарницу.
Дети молча смотрели на тетенек с широко распахнутыми глазами.
— Бесит он меня, ясно? – на глазах Любы проступили слезы отчаяния. – Так бесит, что я его задушить готова, — процедила сквозь зубы и убежала в спальню.
Успокоив мальчика, Галина попросила детей сидеть смирно, а сама поспешила к Любе. Заходя в комнату, она поставила руки на бока.
— Люб, это не дело. Думай о Маше, что хочешь, но ребенок здесь причем?
— А то ты не понимаешь? – Люба лежала на боку на детской кровати и хлюпала носом. – Эта падлючка у меня Гришку увела-а-а…
Затянула Люба «песню о любви», задыхаясь жгучей ревностью. Гале стало жаль подругу. Она присела на соседнюю койку, погладила ревущую Любу по спине и попросила перестать трепать себе нервы.
— Тебе беречь себя нужно, а ты убиваешься. Не твой он муж, как ты не поймешь. Не твой. Забудь его и живи своей жизнью.
— Не могу. Вся душа истосковалась, внутрях так печет, что хочется окунуться в ледяную воду и не вылезать. Люблю я его. Всем сердцем люблю.
— Понимаю…
— Ничего ты не понимаешь. – Села Люба. Вытерев ладонями лицо, всхлипнула, передернула плечами, а потом начала гладить беременный живот. – Я ж как лучше хотела, а теперь – во!
Развела руки в стороны, намекая на ребенка.
— Придется рожать.
— И правильно, — залепетала Галя. – Правильно сделаешь. Родишь, и будет тебе отрада. Найдешь себе мужа. Слово даю. Ты красивая, статная. Ребенок не будет помехой. Полюбит тебя тот единственный, и станет отцом твоему малышу.
— Уже любит, — с облегчением выдохнула подруга и заулыбалась.
— Ну вот и славно, — поддержала ее Галя. – А кто он, приезжий?
— Почти, — покосилась на нее Люба.
— И кто же к нам приехал? – задумалась вслух Галя, подняв глаза в потолок. – Не припомню, кто сюда заявился. Хотя… не всех знаю, да и ладно.
— Ты его прекрасно знаешь, — намеками заговорила Люба. – Когда рожу, тогда скажу.
Она поправила волосы под косынкой, глубоко вздохнула, встала и, высоко подняв подбородок, потопала к детям.
— Чудна́я какая, — прошептала Галя, выдвигаясь в коридор. – Тайну из этого лепить. Вот делать нечего.
Вечером, придя домой, Галя уже знала, что дочки давно вернулись из школы. Переступив порог, она удивилась полной тишине, царившей в хате.
— Уроки сделали? – крикнула она в пустоту, снимая туфли.
— Нам не задавали! – отозвалась Маня.
— Совсем оглумела, — помыв руки, Галина обратила внимание, что на столе отсутствует сахарница. – А где сахар?
Ей вздумалось выпить чашку чая. На ее вопрос не последовало ответа. В комнате стояла мертвая тишина, и Галина слегка встревожилась.
— Ну что вы молчите? Почему не выходите?
Подходя к двери, женщина взялась за ручку и услышала какие-то шорохи. Резко распахнула дверь со словами:
— Опять поссорились? Мамочки…
Прикрыв рот ладонью, она уставилась на девочек. Маня сидела за столом и что-то рисовала, а Настя скукожилась в дальнем углу, поджав колени, и прятала голову под платком, который съехал на затылок. Голова ее была практически без волос. Подбежав к ребенку, Галя схватила ее за плечи и с силой рванула наверх. Поставив дочку на ноги, сорвала платок, бросила его на пол и закричала:
— Это что такое? Настя?!
Девочка, опустив голову, вытянула руку на сестру. Та будто ощутила это и обернулась.
— Она хотела такую же прическу, как у Васькиной мамки, — отбрехалась Маня, вернувшись в исходную позу.
— Какого Васьки?
— Лебедева.
— Какую прическу? – не соображала Галя, видя проплешины на голове.
— Короткую.
— Господи, Настя! Что ты наделала? – завопила Галя, встряхивая ребенка. – Чем ты думала? Как ты завтра в школу пойдешь?
Та мычала, протягивала руки к сестре, но мама уже была в бешенстве. Отлупив дочь по заднему месту, она поставила ее в угол и выскочила в кухню. Маня, поглядывая искоса на всхлипывающую сестру, ликовала в душе.
— Так тебе и надо, приблудыш, — прошептала она, вырисовывая домик в тетрадке Насти. – Тебе еще не так попадет, когда я еще что-нибудь придумаю.
Галя широким шагом вышла на улицу, покрутилась на крыльце, забыв, зачем выскочила, и вернулась. Вытащив ведро с картошкой из кладовки, села на крыльце, чтобы почистить на жаренку. Ножа в руках не оказалось. Она психанула и вернулась в дом. Схватила железную миску, нож и побежала заниматься чисткой овощей. Судорожно соскребая тонкую кожицу с клубня, женщина злилась на Настю, себя и Любку. Настя испортила волосы, Галя отлупила ее, а Люба обидела мальчика Маши. До чего ж озлобленная стала, аж бесит! Под конец занятия Галя поняла для себя, что Люба не такая уж и правильная, как показалось в начале знакомства. Сплетни сплетнями, но как-то надоедать стало. Больше всего раздражает ее отношение к детям.
Однажды Галя уже проглотила, когда подруга ударила Маню, потом смолчала, когда шлепок получила Алена, в другой раз не обратила внимание на ор, адресованный Петьке. А вот за Алешу стало не по себе. Тихий незаметный мальчик никогда не задирал детишек, не капризничал из-за манной каши, не нарушал покой в спальне. Такой нежный и очень милый, что хочется обнять и приласкать. Замечательный ребенок! Прицепилась же, зараза, к идеальному малышу.
Неожиданно у калитки притормозил автомобиль. Степан вышел из него, осторожно закрыл дверцу и враскорячку двинулся к дому. Присмотревшись к странной походке, Галя бросила очищенный картофель в миску.
— Ты чего это?
— Ничего, — грубо ответил муж, подходя к Галине.
— С коня, что ль, не слезал? – хихикнула она.
— Не слезал, — Степан, кажется, был чем-то не доволен.
— А если без шуток?
— Ай, отстань, — сморщил нос Степа, показав рукой, что жене нужно подвинуться.
Галя сместила зад сантиметров на десять. Проводив уставшим взором мужа, подняла миску, нож, ведро и понесла в дом. Степан уже лежал на постели отца и куксился. Оставив картошку на столе, жена подошла к мужу.
— Степ. – тихо сказала она, собираясь присесть на край кровати.
— Уйди, а? – Степа переменился в лице. Выглядел он так, будто брезгует.
— Ну что с тобой? Ты знаешь, я давно заметила, как ты изменился. Может хватит уже? Мы – муж и жена. А ты все дурачка валяешь.
— Сама ты дура. – огрызнулся мужчина, медленно переворачиваясь на другой бок.
— Да что с тобой? Давай поговорим…
— Ты по-русски не понимаешь? – оторвал голову от подушки Степа. – Свали!
— Зачем кричать? – повысила голос Галя. – Можно же по-хорошему сказать, что у тебя случилось.
— Ничего не случилось, — поостыл Степа, положив голову. – Устал я.
— Опять устал. Как надоело… — выдвинулась Галя в кухню.
Последние слова не понравились Степану. Резко повернувшись, он кинул ей вдогонку:
— Это ты мне надоела! Послушал овцу безрогую, а теперь мучаюсь! Я в деревню ездил! К матери! Говорил с ней! Поздно она мне глаза открыла, но теперь я точно знаю, что нам нужно делать… Разводиться надо! С тобой жить больше нет сил и возможности.
Галя застряла посреди кухни. Ее глаза полезли из орбит. Разводиться? С чего ради?
— Что ты сказал?
— Права мать была — от тебя все беды. Семью мою развалила, девочку больную родила, зачем-то вторую прихватила и ту уродцем сделала. В деревне тебя не любят, часто о тебе всякое рассказывают.
— Кто? – Галя встал на пороге комнаты.
— А какая разница? Главное, что правду доносят. Я и сам давно заметил, что ты неровно к мужикам дышишь. Сюда меня притащила, батраком сделала. – продолжал обвинять жену.
— Ты сам на работу к председателю устроился. Никто тебя туда не гнал, — прохрипела от волнения Галя.
— А кто мне на уши присел, а? – поднялся на кровати Степан и тут же заохал. Прилег на бок, опершись локтем в подушку. – «Хорошая работа быть рядом с начальством» — твои слова? Бутыль с деньгами нашли, прикарманили, а моя мать впроголодь живет! – рявкнул он, ударив кулаком себя в грудь.
— Степан, опомнись, — еле слышно проговорила Галя, удивляясь его словам. – Опомнись, пока не поздно.
— Грозить мне вздумала? – разозлился мужик. – А ну! Пошла вон! – и кинулся в нее подушкой.
Взвизгнув, Галина спряталась в комнате детей. Бешеный! Что на него нашло? Присев на кровать, женщина подняла руки и увидела, как дрожат пальцы.
— А я знаю, почему папка такой злой, — подала голос Маня, положив карандаш на стол.
— Почему?
— Женщина к нам приходила, потом он ее домой повез.
— Какая женщина?
— Он сказал, что это знакомая, но я слышала, что он называл ее мамкой.
— Мамкой? – опешила Галя.
— Да. А она ему сказала, что пора ехать домой, в село… Село… — задумалась девочка.
— Яшкино?
— Да.
— Когда она приходила?
— Когда дед заболел. Папка с той тетей уехали, потом ты пришла. Потом врач пришел.
— Ах во-от, почему Панкрату Федосеевичу дурно стало, — прошептала Галя, вспомнив, как она застала его, лежачим на полу.
— Тетя поругала деда, а потом ушла. А папка был на улице.
— Почему ты раньше не сказала?
— А мне папка сказал, что мне это приснилось, потому что у меня температура была.
Глава 70
— Свекровь, — глаза Гали налились кровью. – Она приходила.
Заскрипев зубами до боли в челюстях, женщина собралась вернуться к мужу, чтобы поговорить о его матери, но вдруг передумала. Нужно выждать время, пусть остынет, а чуть позже она займется налаживанием отношений. Выпустив Настю из угла, Галя приказала детям ложиться спать.
— А мыться? – спросила Маня, ластясь к матери, как шкодливый котенок к кошке.
— Утром помоетесь.
— Еще рано спать, — сложила губы девочка.
— Не рано. Завтра в школу. Раздевайтесь и в постель.
Осторожно открыв дверь, Галя высунула голову и прислушалась. Степан, постанывая, что-то бубнил себе под нос. Галя посмотрела на стол, на котором стояла миска с картофелем, и вспомнила, что не покормила детей.
— Есть будете? – спросила шепотом.
— Нет, — обе мотнули головами.
Выдохнув, женщина вернулась в кухню. Нарезав картофель брусочками, она вывалила его в сковороду, на которой вчера жарили сало, и теперь дно посудины обильно покрыто загустевшим налетом жира. Через несколько секунд жир растопился и затрещал под грудой брусочков.
— Вот так трещит наша жизнь, — с болью в голосе проговорила Галя. – По швам.
Вспомнив, что пора доить коров, она взяла ведро, ополоснула, вытерла насухо и потопала в сарай. На улице по-летнему тепло, а в груди холодит, будто на деревню внезапно опустился легкий морозец.
— Не иначе, кто-то сглазил, — заворчала Галя, входя в сарай. – Кто-то шибко позавидовал…
Завистником мог быть любой. Потому что семья Гали живет зажиточно. Скотина успешно размножается, огород цветет, погреб всегда полон, имущества не счесть. Перебирая в голове каждого, с кем она хорошо знакома, женщина не заметила, как шустро подоила коров, выкинула навоз, накосила травы и принесла воду. Потом занялась стойлом, где живут поросята, после – кроликами. Из-за бесконечных дум, Галя ловко управилась с живностью за короткое время.
Смеркалось. Присев на ступеньках крыльца, женщина уставилась вдаль. Пусто в душе, даже погоревать не получается. А так хочется поплакать из-за Степкиной выходки. Приложить голову к чужому плечу, пожаловаться, выплакаться, как следует, чтобы освободиться от тяжелых мыслей. Просидев на улице до первой звезды, Галя ощутила, как ее одолевает сон. Поднявшись, она уже собиралась входить в дом, но услышала шорохи под соседской яблоней. Галя пригнулась. Пока еще не так темно, чтобы нельзя было разглядеть, кто там шарит, но Галя, сощурившись, не сумела различить собака это или воришка. Шорохи сменились негромким постаныванием. Галя медленно спустилась с крыльца, чтобы не скрипели доски, сняла калоши и босиком, на цыпочках, будто охотясь, направилась к забору, разделявшему два двора: ее и соседский. Присев на корточки, она осторожно раздвинула куст смородины. Под яблоней, упершись спиной в ствол, сидела человеческая фигура. Одна рука лежала на груди, вторая – на бедре.
— Кто здесь? – шепотом спросила Галя, а у самой от страха ноги подкашиваются.
Мало ли, кого занесло. А вдруг это убийца? Много слухов разных по деревне ходит. В прошлом месяце мужик мужика оглоблей пришиб. Вроде случайно, но кто ж это докажет? Зачем Галине приспичило совать свой нос в чужие дела – она и сама не понимала. Словно неведомая сила заставила ее полюбопытничать.
— Эй, не молчи, а то я закричу. Отвечай, — шепот был похож на шуршание листвы.
Вдруг рука, лежащая на бедре, приподнялась и резко упала на еще не пожелтевшую траву.
— Помоги-те-е, — отозвалось тело.
Не узнав голоса, Галя вскочила на ноги и рванула в соседские владения. Потеряв голову от волнения, она не понимала, что бежит к неизвестному, который может оказаться кем угодно. Тем более, с соседями давно не общается после того гадкого визита Ильича, высказывавшего Галине ужасные слова. Она и думать о них забыла, да и вообще, не замечала стариков, которые иногда копошились в огороде. Дочь их, Алену, пару раз видела издалека, когда она навещала родителей. Алена тоже забыла дорогу в дом Гали. Скорее всего, это отец ее надоумил не общаться с хабальной соседкой. Столько лет прошло, а соседи делают вид, будто живут в километре друг от друга.
Распахнув калитку, Галя увидела, что в одном окне горит свет. Прокравшись к той яблони, под которой кто-то обосновался, она вынула из кармана платья коробок спичек, зажгла одну и посветила на ствол.
— Илья Ильич! — всполошилась женщина, упав перед ним на колени. – Что с вами? Вам плохо?
Его рот был открыт, глаза смотрели в одну точку и, кажется, он не дышал. Приложив ухо к мужской груди, Галина задержала дыхание.
— Стучит, — озабоченно прошептала она. – Давайте я вам помогу.
Она хотела закинуть его руку на свою шею, но рука болталась, как лед в проруби. Сообразив, наконец, что дело обрело серьезный оборот, Галина выпрямилась и заорала во все горло:
— Помогите! Люди! Кто-нибу-удь!
Из хаты выбежала жена Ильича — Прасковья. Она сразу поняла, что случилось. Подбежав к мужу, заохала, пустив пару слезинок, а Галя, сказав, что поспешит за помощью, предупредила, мол, не трогайте его, пока не придет врач. Присев на землю рядом с мужем, Прасковья Алексеевна запричитала. Негромко так, чтобы не напугать почти бессознательного мужа.
— Не оставляй меня, Илюшенька. Не оставляй меня, родимый. Я без тебя, как без рук…
Старика в срочном порядке увезли в больницу. Прасковья Алексеевна, со слезами на глазах, проводила машину, помахала рукой, словно отправляет мужа в дальнюю дорогу, и повисла на заборе. Галя домой не ушла. Она поглаживала плачущую женщину по плечу и тихо приговаривала:
— Он поправится. Все будет хорошо, вот увидите. Его подлечат, и вы совсем скоро будете вместе.
Подняв голову, старушка пристально посмотрела в глаза соседки. Было уже затемно, но она смогла разглядеть душевность в лице молодой женщины.
— Давайте я вас провожу, — предложила Галя, взяв соседку под руку. – Чайку попьем, да? Вам надо успокоиться, а то, чего доброго…
— Спасибо тебе, милая, — всхлипнула Прасковья. – Спасибо. Если бы не ты, то моего Илюшеньку через три дня…
— Не надо, не говорите так, а то беду накличете.
— Прости ты нас, ради бога, Галюша. Прости, ради Христа, — в голос заплакала Прасковья, уронив на грудь соседки голову. – Господи-и. Бог покарал за грехи наши-и.
Галя медленно повела женщину в ее хату. Прасковья продолжала плакать и каяться перед ни в чем не повинной соседкой.
— Вот и пришло время, — еле поднимая ноги на ступеньках крыльца, Прасковья крепко держалась за руку Гали, — покаяться. Послушал мой Ясный сокол Марфу, когда она за полночь к нам прибегала. А после велел мне молчать, потому что змея эта много плохого о тебе наклепала.
— Ничего страшного, забудьте, — открыв дверь, Галя завела Прасковью в сени.
— Как же «ничего страшного»? Я-то всю подноготную их семейства знаю, а тут Илья: не беседуй, говорит, с Галинкой Стрелецкой. Худая она баба. Хуже, чем сама Глафира. Я и задумалась. Выходит, все ваше семейство – одного поля ягоды.
Входя в основную часть дома, Галя придержала женщину, чтобы та не споткнулась на пороге. Посадила ее на табурет, села рядом и подперла кулаком щеку.
— Я знаю, что свекровь обо мне всякого наговорила. Не дает она покоя нам, Прасковья Алексеевна. – со слезами в голосе пожаловалась Галя. – Бог с ней, пусть живет, как знает. Все равно она семью нашу разбила. Долго в мечтах держала черную мысль и вот — таки добилась своего.
— Нет, девонька, ничего-то она и не добилась. Видала я, как она в вашу хата приезжала до того, как Панкрат богу душу отдал. Сначала сюда забегала, хотела о тебе посплетничать, но я ее со двора согнала. Но знаешь, что я хочу тебе сказать?
Пригнувшись над столом, Прасковья зашептала, будто опасается лишних ушей.
— Только за одно, единственное я не могу простить Марфу, что она от моей Аленки знатного жениха отвадила.
— Кого ж это?
— Нашего председателя.
— Да вы что-о? – выкатила глаза Галя.
— Угу. Да как отвадила-то… с позором.
— С каким-таким позором? – Галя слушала и удивлялась, насколько подлая ее свекровь.
Глава 71
Старушка выдохнула в голос, качнула несколько раз головой и начала своей недолгий рассказ.
— Илюша мой не знает об этом. А если б узнал, то не сносить головы нашей Аленке, потому как в наше время дюже строго к распутницам относились. Это попозжей выяснилось, какая слава у Марфы, когда она с Панкратом в другое село переехала. А что толку? Дело сделано, назад не воротишь.
— А что за дело-то? – навострила уши Галя.
— Обыкновенное. Позарилась Марфа на Ефима…
— Как позарилась? Она ж вроде бы здесь не жила…
— Не жила, а к троюродной бабке приезжала. Редко, но наведывалась. М-да-а, шкуру она свою спасала, потому как матка ейная кое-что о ней узнала. У нас про Марфу никто не знал, потому как она из дому не показывалась. А когда мамаша прикатывала, то Митрофановна Марфу в подполье прятала. Искала она свою девку, чтоб волосья повырывать.
— И что же?
— У матки ее хахаль был. Отца родного в драке загубили, так матка другого завела. Вот он с Марфой и проказничал.
— Откуда такие подробности? – Галя слушала, открыв рот.
— Как откуда? Митрофановна все мне и выложила, когда я к ней прибегала, чтоб Марфушку отчихвостить.
— Получилось?
— Не-а, эта чучундра быстренько Панкрата охомутала и сбегла.
— Вы что-то про председателя говорили. – напомнила Галина, сгорая от любопытства.
— Да. В ту пору моя Аленка с ним дружбу водила. Даже пожениться собирались. Только влезла безмозглая Марфа, так напугала мою Аленку, что та забыла дорогу к Ефиму.
— Что ж она такого сделала?
— А ничего хорошего. Отстань, говорит, от Ефима, иначе я приду к твоему отцу и расскажу, как вы с Ефимом давеча на реке голышмя купались, а потом под ракитовым кустом обжимались.
— И?
— Аленка испугалась…
— Значит, правду свекровь моя сказала.
— Правду. Только не про реку, а про любовь ночную. Угадала, так сказать.
— А что Алена?
— А что Алена. Нет бы ко мне прибежать с повинной, так она исполнила просьбу негодницы приезжей.
— И Ефим Петрович ее больше не добивался?
— Конечно, нет.
— Почему?
— А потому, что Марфа, чтоб ее… Пришла к нему и оговорила мою дочку. Мол, видала ее Марфа на реке… – и все по тому же месту, — плюнула женщина себе под ноги и отвернулась в окно.
— Вот стерва, а, — процедила сквозь зубы Галина.
— Что есть, то есть. И Аленка к нему с объяснительной не пошла, и тот гордым оказался.
— И даже не поговорили? И правды не узнали?
— Ну почему же, узнали, когда Ефим на Анне женился.
— И что потом?
— А ничего. Аленка тоже себе нашла жениха. Сразу, через неделю после свадьбы Ефима. Уехали в другую сторонку и…
— А как узнали-то? Кто им сказал?
— Не им, а ей, дочке моей. Я и рассказала, когда у них уже детки подросли, да жизнь семейная устаканилась. Вспомнили как-то прошлое, ну я и выложила.
— Почему же вы раньше не открыли глаза Аленке?
— А зачем? Что было, то прошло… — повторила заученную фразу Прасковья.
Галю потянуло домой. Спать хочется, да и устала она от разговора. Только хотела попрощаться, как на улице кто-то позвал ее.
— Галька!
— Степан, — отозвалось дрожью в горле.
Поднявшись, Галя уставилась в окно.
— Муж зовет, — с сожалением сказала пожилая женщина. – Да, засиделись мы. Спасибо тебе, соседушка. Спасибо за твое чуткое сердце.
В глазах блеснули слезы.
— Галочка, прости еще раз старых дурней.
— Не надо так, — Галя говорила ровным голосом, но зов мужа ее взбудоражил до корней волос. – Я пойду. Завтра зайду, узнать о…
— Иди, девонька, иди. Дай бог тебе здоровья. – перекрестила воздух Прасковья Алексеевна.
Выскочив на крыльцо, Галина повернулась влево, туда, где стоит ее дом.
— Галька! – мужской голос с хрипотцой был пропитан гневными нотками.
Галя мгновенно поняла, что ее муж стоит на крыльце. Выскочив со двора, она бросилась к своему дому.
— Что? – закрыла за собой калитку.
Степан стоял на крыльце в одних портках. Впотьмах его фигура выглядела могучей. Струхнув, ни с того ни с сего, Галина сбавила прыть. Что-то сердце не на месте. От мужа веет злобой…
— Где ты была, паскуда? — от лунного света в глазах мужа блеснул огонек.
У Гали подкосились ноги.
— Иди сюда, шаболда. – протянув руку, Степан шагнул вниз.
Не успела женщина опомниться, как оказалась в крепких руках мужа. Нет, он не собирался дарить ей любовь и ласковые слова. В него как будто бес вселился. Подняв жену, резко опустил на землю, и женщина упала на спину, а затем Степан ударил ее ногой в живот. Галя, скрутившись, как древесная гусеница, зажмурила глаза. Степан бил свою жену так, будто поймал ее в объятиях левого мужика. Галя не кричала. Иногда издавала звуки, которые подсказывали Степану, что она еще жива. Размахивая кулаком и опуская его на обессиленное тело, Степка ворчал, кряхтел, плевал в лицо лежащей на земле жены:
— Ты, паскуда, виновата. Ты! Получай. Еще. За меня. За судьбинушку мою. На. Держи. И еще. Нравится? А вот тебе. Загуляла? С кем? Все равно узнаю. Сама расскажешь, вертихвостка проклятая…