Глава 80

Парочка почти поравнялась с Галиной, которая смотрела на них, открыв рот. Степан, увидев жену, сдвинул брови. Напрягая мышцы живота, он впал в ожидание, что Галя сейчас набросится с криками. Втянув носом прохладный воздух, мужик сбавил шаг.

— Ты чего? – его пассия почувствовала, как Степан приуныл. Веселая улыбка слетела с губ. – Ой, — когда женщина увидела Галину.

— Ты? – Галя вышла на дорогу. В ее глазах вспыхнул гнев. – Ты? Да как ты могла, мы же подругами были?

Сжав губы, женщина положила одну руку на свой огромный живот.

— Были, — с безразличием в голосе ответила она.

— Олеся! Да как же тебе не стыдно? – Галя не могла поверить, что подруга детства уведет у нее мужа.

— Мне? Хм, — хмыкнула бывшая подруга, остановившись напротив дома, — а тебе? Тебе не стыдно было, когда ты на Степана спорила?

Степан стал еще угрюмее. Галя, вытаращившись на беременную бабу, сначала опешила. Какой еще спор? Что она несет?

— Что, забыла? А я до сих пор помню, как ты на Степкин дом глаза таращила, да приговаривала, мол, все это скоро будет твоим, — насмехалась Олеся над Галей. – Вот так, Степушка, я же тебе говорила, что она с выгодой в ваш дом пришла.

— Да какая выгода? – изумилась Галя.

— Как, какая? Ты же спала и видела, как бы это к Степке подлезть, чтобы он замуж взял. А вот я всю жизнь его люблю, без богатства и огромного дома.

— Галь, — позади Галины послышался голос сестры, — Олеська теперь в том доме живет. Она его купила. — зашептала она.

— Как это?

— Олесь, пойдем, — потянул за руку свою женщину Степан.

Он не желал слушать Галину, тем более, Олесе ни к чему встречаться с ней. Скоро ребенок родится – об этом нужно думать.

— На развод подам, а там можешь в бабкином доме оставаться. Я в деревню не вернусь, — проворчал мужик, уводя Олесю.

— Степан, одумайся! У нас же дети! – закричала Галина. Слезы потекли, как два ручья, Галя думала побежать за Степаном, но в ее руку вцепилась Глашка.

— Не надо, замолчи. Нечего соседям давать повод для сплетен. Галя, пойдем.

— Куда? – развернулась Галина.

Боже, она сейчас готова была кинуться за мужем, чтобы увезти его домой. Глаша смотрела в ее потерянные глаза и понимала – Галя готова на все.

— Пойдем к нам.

— Никуда я не пойду, — выдернув руку, Галя двинулась быстрым шагом по дороге.

— Не ходи к нему! – крикнула вдогонку сестра. – Не надо!

Была мысль догнать неверного мужа и бывшую подругу, которая, видимо, наплела Степану невесть что, но Галя вовремя взяла себя в руки. Вернувшись домой ни с чем, она повисла на соседке, которая сидела с ее детьми, и разрыдалась.

— Что так? – Прасковья Алексеевна испугалась за Галину. – Обидел кто?

Галя, хлюпая носом, подняла голову с плеча женщины.

— Что за несправедливость, тетка Прасковья? – шмыгнув, Галя села на лавку. – Как жить, не знаю?

— Что случилось? – присела рядом соседка, заглядывая в зареванное Галины.

Галя начала жаловаться на бывшую подругу и Степана. Дочки в это время сидели в своей комнате и прислушивались к материнскому реву.

— Из-за батьки воет, — прошептала Маня, прислонив ухо к двери. – Другую жену себе нашел.

— Непавда, — Насте было жалко и маму, и папу. Не верила девочка, что папа бросил их. Просто они с мамой поссорились, поэтому папа уехал на время.

— Глупая ты, глухомань, — обозвала сестру Маня. – Мелкая еще, поэтому не понимаешь во взрослых делах.

— Ты не поимаешь, — вздохнула Настя, отпрянув от двери. – Сама мекая.

— Поговори мне, — огрызнулась Маня, погрозив кулаком.

Голоса в кухне стали чуть тише. Насте надоело стоять под дверью, и она пересела на кровать. С презрением взглянув на сестру, Маня открыла книжку и начала разрисовывать картинки. Она часто так делала, чтобы отвлечься от внешнего мира. Маня, начитавшись сказок, придумывала свой красочный мир, в котором она принцесса, наделенная волшебной силой, а все остальные – ее слуги.

— Вот, что я тебе скажу, Галочка, — Прасковья держала ее руку и поглаживала от кончиков пальцев до локтя. – Каждый имеет право на ошибку – на то она и молодость.

— На ошибку? – возмутилась Галя? – Ничего себе, ошибка! С другой… дите сварганил.

— Я не о том. Я сейчас о родителях Панкрата хочу сказать.

— А они здесь причем? Мертвые давно, что о них говорить?

— Есть такое поверье, — перекрестилась Прасковья, — дети отвечают за своих отцов.

— Знаю, и?

— Да не только за отцов, но и за дедов.

— …

Галя нахмурилась.

— Все были жадными, подлыми. – продолжала Прасковья, — ни до кого им дела не было. Все себе, все себе. Отец у Федоса был гордым. Мать его тоже слишком норовистой слыла. Была у них в батраках одна семья, так они ее голодом морили.

— Откуда вы знаете?

— Соседи все видят. Вот они и рассказывали. Потом – Федос. Тоже особой любви к народу не питал. А Глафира слишком горласта была. Как заорет на весь двор, так в другой деревне слыхать. К ней на работу бабы местные просились, так она всех метлой гнала, боялась, что мужика уведут. Вот и Степушка твой в бега подался. К другой его потянуло. Только ведь не в нем дело, Галя. А в тебе.

— Почему это? – Галя перестала плакать.

— Испокон веку женская сила над мужиками властвовала. Ты власть свою упустила, а другая вовремя спохватилась, вот и перекинулся Степан на нее. Мужик – что кошка, кто погладит, к тому и ластится. Надо было поводок потуже затянуть, а ты его ослабила.

Галя слушала, вспоминая слова дочери, рассказавшей о Марфе, которая приходила, когда Галины не было дома.

— Сдается мне, — заговорила она, уставившись в одну точку, — что здесь Марфа руку приложила.

— Марфа? Свекровка твоя? – сощурилась соседка. – Ой, эта… да-а-а, эта может. Она ж так дочку мою с Ефимом развела, да и чуть Глафиру без мужика не оставила. Ой, Галочка, тут такая история была, что страшно вспомнить! – всплеснула руками женщина.

 

Глава 81

Галя напряглась, готовясь слушать, что еще натворила ее хитрая свекровь. Откашлявшись, Прасковья Алексеевна мельком глянула в окно, сняла косынку с головы, вытащила из волос гребень, причесалась и воткнула гребень на затылок.

— Марфа выросла в неблагополучной семье. – начала свой рассказ женщина. – Мать мужиков перебирала, как картошку на посев. А Марфа, прости Господи мою душу, начала с этими мужиками заигрывать. Однажды, когда Марфа приехала сюда к своей родственнице, чтобы схорониться от мамки, мать ее прискакала, всю деревню на уши подняла. Девка, говорит, уж больно до мужиков охочая, берегитесь, бабы. Вроде как увела у матери какого-то, а он тюремщиком оказался. Мать отлупил, сам сбежал.

— За что отлупил-то?

— За Марфу. Мать в дом вернулась, а там… — осуждающе покачала головой Прасковья.

— Понятно, — сообразила Галя. – Какой ужас.

— И не говори, Галочка, в голове не укладывается, как так можно? Ну, мамка Марфу за волосы схватила, а тюремщик ее от Марфы откинул и ногами, ногами…

Марфа вроде как сбежать с ним сподобилась, а он в отказ. Смылся и делов-то. Потом она тут, у нас, с Панкратом связалась. Тот, малахольный, ни чьих слов слышать не хотел. Понравилась ему Марфа, домой ее привел. А там она уже и с его братцем по ночам шастала. А Егору что, поигрался и будет. Непутевый был, Глафира его всю жизнь на руках носила.

— Это я заметила, когда они у нас жили.

— У вас? Глафира?

— Ну да. Свекор ее к нам привез, так она еле живой прикидывалась, а потом вдруг ожила.

— М-м, тоже с хитрецой. Вспоминается мне одна штука, о которой люди рассказывали. Весь род Стрелецких проклят. О как! – подняла указательный палец Прасковья.

Галя вздрогнула.

— Не может быть.

— Еще как может. Мужики-то у них все, как один, повторяют свою судьбу. Дед Федоса был гулящим, от того и помер. Отец – тоже. Федоса за бабу покалечили…

— Откуда знаете? – покраснела Галя, вспомнив рассказ свекра.

— А что ж не знать, коли люди рядом живут и все видят. Егор, по-моему, спьяну растрезвонил. Кто-то не поверил, а я верю, потому, как говорится, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме.

— Верно, — согласилась Галя.

— Так вот. Когда Марфа к нам ночью пришла, мой-то ее впустил, а я даже слова сказать не могла. Лежу пластом, а сама думаю, зачем ты ее привел? Она ж недобрый человек. Сидит в кухне, всякого о тебе, Галочка, рассказывает, а я краем уха слушаю, но не все слышу, потому что шепчет она и плачет. Вот после ее слов мой Илюша и обозлился на тебя.

— А что там с Федосом-то?

— А, с Федосом. – вытерла губы Прасковья. – С Федосом вообще страшная история. Ой, не приведи Господь, о таком узнать, что твоя невестка к твоему мужу подкладывается.

— Что-о? – брови Гали взмыли на лоб.

— Только ты никому, слышь? – зашептала соседка. – Степка-то твой не сын Панкрату. Федос его отец по крови.

Поперхнувшись воздухом, Галя закашлялась. Вот это новость! С ума сойти можно! Вот это Марфа учудила! С двумя братьями куролесила еще и свекра к себе прибрала!

— Не верю, — выдавила из себя Галина. – Быть такого не может.

— Ах, если бы, Галочка, но это чистая правда. Аленка их видала. Ночью как-то вылезающих из сенника застала. Сама пришла с гулянки, а тут… Тьфу! Какая пакость!

— Да нет же. Путаете вы все. Мне Панкрат Федосеевич говорил, что с Егором она путалась. Тем более, уехали они отсюда, когда еще жениться думали.

— Так Марфа-то через года два опять заявилась. По какому делу – не знаю, но побыла она тут всего ничего. День-два и укатила. Я еще помню, как Панкрат надолго на охоту уходил. Вот, видимо, в это время она сюда и приезжала.

— Не пойму, зачем она так с мужем своим поступила? Женить Федоса на себе хотела, а сама на других смотрела, когда уже с Панкратом договорилась?

— Есть такие бабы, которые мужиков постарше любят. Думаю, и женить хотела, и дом их в свои руки прибрать. Галь, а ведь Глафира ее тут с топориком гоняла. Было дело. Ой, гулящая Марфа была, да такая, что клейма ставить негде. А Панкрат дюже любил ее, жалел, ни одному слову чужому не верил. Вот такие вот дела, — сложив руки на коленях, Прасковья выдохнула, будто избавилась от многолетней тяжелой ноши.

— В голове не укладывается, — прошептала Галя, оцепенев от услышанного.

— А семейка проклятая, это точно, Галочка. Чересчур жадные все были, вот люди их и прокляли. С одной стороны, я тебя понимаю, любишь Степана, по его душе убиваешься, а с другой – пусть забудет к тебе дорогу, потому что намаешься ты с ним до гробовой доски. Как другие бабы Стрелецкие маялись, так и ты света белого невзвидешь. Станешь злющей, как собака цепная, да жадной.

Галя подумала о графине, который был найден под полом. Легкие деньги достались ей, на которые был отремонтирован дом и куплены вещи. После этой находки Степан начал меняться. Неужели Прасковья Алексеевна права, что весь его род проклят?

«Нет, неправа, — подумала Галина, — это из-за свекрови в нашей семье началась круговерть. Она здесь была, после этого свекор помер, а Степка в себя ушел. Потом появилась Олеська… А-а, живут же в доме, который Олеська купила у Марфы!»

— Ну, берегись, зараза, — вслух подумала Галя, сжимая кулаки. – Я тебе этого никогда не прощу.

***

Степан сидел за кухонным столом и с огромным удовольствием ел пирожки, которые испекла Олеся. Марфа лежала на печке, грела больную поясницу и иногда постанывала. Олеся в это время шила в комнате распашонки для будущего малыша и тихонько напевала.

— Да что она все воет? – высунула голову из-за шторки Марфа. – Надоела уже. Скажи, чтоб замолчала.

— Мать, кончай бузить. – улыбнулся Степан, проглотив разжеванный кусок пирожка. – А ведь ты была права, нет лучше места, чем родной дом. Я тут чувствую себя намного лучше, чем в Лыткино.

— Конечно, мамка всегда права, потому как жизнь прожила. А ты, дурачок, с Галькой связался и целых восемь лет потерял. И зачем я только согласилась на эту свадьбу? Вон, хоть Олеська и не лучше ее, зато дом нам вернула.

— А зачем ты его продавала-то? Все хозяйство распустила…

— Тебя, увальня вернуть пыталась. – спряталась за шторкой Марфа и тут же прошептала. – Да с Олеськой договор заключила.

 

Глава 82

Степан не услышал последних слов матери. Плотно поужинав, он сходил на улицу, покурил и решил заглянуть к другу Митьке. Вспомнить молодость, так сказать. Но Митька, состроив кислую мину, отказался посидеть и выпить за здоровье еще не родившегося ребенка. Он стругал доски для нового пола в баню и ждал жену, когда та подоит корову.

— Что-то я тебя не узнаю, — возмутился Степан, наблюдая, как друг ловко работает рубанком. – Раньше были не разлей вода…

— Раньше, — остановился Митя, вытер пальцами взмокший лоб и выдохнул. – То было раньше, а сейчас все изменилось.

— Что изменилось? — кажется, Степан не понимал, к чему клонит друг.

— Все! – плюхнулся Митя на пенек и вытянул ноги. – Не пью я больше.

— А за моего сына?

— Какого? Я знаю, что у тебя есть дочка. Ну… две, — поправился мужик.

— Одна моя, да. А вторая…

— Да какая разница?! – неожиданно вспылил Митя и встал. Положил рубанок на пень, вынул из кармана телогрейки папиросы. Не предложил Степану закурить, сунул одну папиросу в зубы, а пачку спрятал обратно в карман. Чиркнул спичкой по коробку, прикурил. – Степ, у меня дел по горло. Приходи в другой раз, ладно?

Выдохнув серый дым, Митя уставился на крышу дома.

— Я не понял, ты не рад меня видеть? – развел руками гость. – В чем дело?

— А ни в чем. Понять не могу, когда ты успел так скурвиться. – сплюнул Митя на обледенелую землю. — С Олеськой сошелся, Гальку бросил. Детей плодишь направо и налево.

— Завидуешь, что ли? – хохотнул Степан.

— Было б чему, — нахмурился друг.

— Зави-идуешь, — сладко протянул Степа, собираясь уходить. – Ну, как хочешь, — подмигнув, он развернулся.

Митя его остановил.

— Я бы на Галькином месте нашел на тебя управу, — вновь сплюнул.

— Чего? Сбрендил? – обернулся Степан.

— Когда я тебя привез к ней и увидел обмотанную голову платком, ты не представляешь, как мне хотелось дать тебе в морду.

— Себе дай, — съехидничал Степан. – Смотри, как бы кулаки не посыпались. Ха!

Степа зашагал прочь, а Митя сверлил глазами его спину и злился, сжимая челюсти. Жалко Галю, детей жалко. Кто бы мог подумать, что Степан станет таким извергом: жену побьет, детей бросит, другую обрюхатит… По молодости многие гуляют, но, чтобы быть семейным и вытворять такие пакости… не-ет, так только изверг может поступить. Выбросив окурок, Митя поднял с пня рубанок.

— Прибил бы, — шепнул он.

Степа, завернув к своему дому, думал о друге. Да какое ему дело, как живет Степан? Вообще-то, должна быть мужская поддержка, солидарность, а Митька, видимо, стал телком, если уж за баб решил заступаться. Про Гальку вспомнил, и что? Рожу он ее побитую увидел, ха! Другие вон, бьют и ничего. Живут молча. Ну ударил, бывает. На то она и жена, чтобы кулаки об нее чесать!

Придя домой, Степан упал на лавку.

— Где ты был? – из комнаты выглянула Олеся.

— А что? – грубым тоном спросил Степа. – Пасти́ вздумала?

Завел его разговор с другом, так завел, что выпить захотелось.

— Есть у нас, чем глотку всполоснуть?

— А как же, — улыбнулась Олеся и вышла в сени.

Принесла водки, поставила на стол.

— Огурчиков?

— Сала, — пересел за стол Степан.

Олеся нарезала сальца, поставила хлеба и стакан. Входная дверь стукнула и в сенях послышалось ворчание матери.

— Долго у сарая щепки будут валяться? Я чуть шею не сломала. Так поскользнулась, что весь бок отбила.

Она вошла, потирая левое бедро, захлопнула дверь и уставилась на сына, наливающего себе выпить.

— А это еще что?

— Мать, отстань. – прохрипел Степан, поднимая стакан.

— Ты что удумал? Иди дорожку от щепок освободи. Так примерзли, острием вверх, что я…

— Отстань, сказал. Настроения у меня нет дорожками твоими заниматься.

Выпив, Степа налил еще. Марфа, вытаращившись на него, чуть не отругала невестку. Сдержав в себе порыв гнева, она сняла фуфайку и села рядом с сыном. Пристально посмотрев на Олесю, восседающую напротив, Марфа кашлянула в кулак.

— Что случилось? Что за праздник посреди недели?

— Сына обмываю, — закусил куском сала Степа.

— И сколько еще обмывать? Два месяца? Не сопьешься?

— Не сопьюсь, — Степан налил добавки.

— На развод, когда подашь?

— Скоро.

— Я вот, что думаю, — Марфа закинула ногу на ногу и потянула валенок вниз. – Домик бы бабкин продать надо.

Сдвинув брови, Степа посмотрел на мать строгим взглядом.

— С чего вдруг?

— А что? Деньги лишними не бывают.

— А Гальку с девками куда?

— А это уж ее забота. Могла б и к своим вернуться. Девки их замуж выходят, место освободилось в их хате.

Степан ничего не ответил. Налил водки, выпил и закинул в рот сало. Олеся, слушая свекровь, заулыбалась.

— Ну, чего лыбишься? – Марфу раздражала улыбка молодухи. – Надо ехать, хату отбирать.

— А мне она зачем? – усмехнулась Олеся. – Вам надо, вы и поезжайте.

— Богачка, что ли? — рявкнула свекровь. – Или забыла, под чьей крышей живешь?

Приподняв одну бровь, Олеся встала.

— А ничего, что этот до-ом, — сделала в воздухе круг руками, — теперь мне принадлежит?

Марфа заткнулась. Да чтоб тебя, совсем забыла, кому обязана?! Пройдясь по кухне, она несколько раз цокнула языком и выдала:

— Я той приживалке хату не оставлю.

— Мать, не лезь, пускай живут. – буркнул Степан. – Хватит волну подымать. Разошлись, и будет.

— Та хата твоему батьке принадлежала, а теперь по праву моей будет! Ишь ты, какая цаца выискалась, сына у меня забрала, в доме чужом поселилась. Нет уж! Пускай, как и полагается опосля развода — к своей матке возвращается.

Выговорившись, Марфа вновь полезла на печку. Пока сын допивал горькую, она уснула. И приснился ей странный сон, как будто Галька приехала сюда, в Яшкино, привезла с собой какого-то здоровенного мужика. Тот выгнал всех из дома и поселился в нем вместе с Галиной и детьми. Поздно ночью Марфа проснулась вся в поту.

— Какой сегодня день? – зашептала она. – Неужто четверг? Сон в руку…

Слезла с печи, выпила холодной воды и села на лавку.

— Или я ее, или она меня. Надо самой браться, а то эта дурында действительно найдет себе кого-нибудь, науськает, а ты и бойся.

Спать расхотелось. Дождавшись утра, Марфа поехала в Лыткино, договариваться с Галиной, чтобы она оставила дом и переехала.

 

Глава 83

Подходя к калитке, она искоса смотрела на добротную хату. М-да, было время, когда Марфа на нее глаз положила. Жалко, что ничего не получилось с Федосом, а так бы сидела в Лыткино и ни в какое Яшкино не пришлось переться.

— Разворошила ты нашу семью, Галька, — ворчливо произнесла Марфа, открывая калитку. – Чтоб у тебя руки по самые локти отсохли.

Ничего не предвещало беды. Марфа была полностью уверена в своих силах. Приближаясь к крыльцу, она представляла, как Галька начнет собирать свои пожитки, когда Марфа поставит ее перед выбором.

— Никуда не денешься. Сделаешь по моему.

Ступеньки крыльца заскрипели под ногами. Взявшись за дверную ручку, Марфа неожиданно увидела замок на двери. Закрыто!

— А где ж это ее носит? – не могла сообразить женщина.

Пошарив рукой над дверью и не найдя там ключа, она согнулась пополам и сунула руку под замерзшую тряпку. Там тоже пусто.

— Потеряла чего? – послышалось где-то неподалеку.

Марфа выпрямилась и закрутила головой. За забором, который разделяет соседский двор от хозяйского, стояла женщина – ровесница Марфы. Она ее сразу признала, так как соседи живут здесь еще с тех времен, когда Марфа с Панкратом любовь крутила.

— Чо надо? – грубо спросила Марфа, спускаясь с крыльца.

— Мне? – улыбалась Алена. – Ничего. От тебя ничего не надо, но в глаза твои бесстыжие посмотреть охота. Столько лет прошло, а я до сих пор с тобой не поговорила.

— Не о чем нам трепаться, — Марфа сунула руку под крыльцо. А вот и ключик!

Быстро поднялась по ступенькам, сунула ключ в замок и повернула.

— А по какому праву ты вваливаешься в чужой дом? – Алена шла приставными шагами вдоль забора, держась за колья, и менялась в лице. – Почему хозяйку не дожидаешься?

— Хозяйка здесь я! – отозвалась Марфа, сняв тяжелый замок. – И вообще, какое твое дело? Хм.

Хмыкнула она, открывая дверь и не обращая внимание на соседку. Алена мигом обежала забор и уже через три секунды стояла перед домом Стрелецких. Марфа успела войти, но дверь закрыть на засов не догадалась. Прошла внутрь, набрала воды в ковш и начала жадно пить. Какая удача, ключ оказался там, где и должен был быть. Вцепившись губами в ковш, Марфа через раз переводила дыхание, чтобы не подавиться.

— По какому праву ты вламываешься в чужой дом? – Алена вошла и встала на пороге. – Хотя… у тебя ж совести никогда не было. Ты всю жизнь перла, как танк. Напролом.

— Уф-ф, — вытерев рукавом рот, Марфа поставила ковш на крышку ведра. – И чего тебе надо, а?

Ее противная ухмылка заставила сморщить нос Алену.

— О совести она заговорила. Какая совесть, ты о чем? Я пришла в свой дом, который принадлежал моему мужу… — цокнула языком Марфа. Села на лавку и расстегнула верхние пуговицы, пытаясь отдышаться.

— Какому из трех? – ухмыльнулась соседка. – Какая же ты подлая, Марфа. Меня с моим Ефимушкой разлучила, а сама и с мужем, и с его…

Марфа тут же перебила нахальную бабу.

— Чего городишь, пустобреха? Что ты мне тут всякую чушь собираешь? Иди отсюда, пока я тебя не выволокла.

— Подлая, — проскрипела Алена, готовая кинуться на Марфу.

Она столько лет ждала этой встречи и представляла, как отомстит ей, изувечив поганую физиономию. Потому что выскочила замуж по вине Марфы, которая развела влюбленных по разным сторонам. Вот и связала судьбу Алена с первым встречным. Не сложилась жизнь Алены с мужем. Не срослась любовь между молодыми. И вовсе не муж виноват в том, что принял решение развестись. Это Алена призналась мужу через несколько лет, что не может больше делить с ним одну постель и обедать за одним столом. Может, кто-то и терпит, молчит и живет до старости без любви, а вот Алена не смогла. Силы иссякли — тянуть эту тяжелую ношу. Лучше одной быть, чем каждое утро просыпаться с нелюбимым.

Узнав, что у Ефима умерла жена, Алена тут же прилетела в село, чтобы принести соболезнования. Сама давно уже безмужняя, авось срастется с председателем.  Но на счастье Алены прикатила и Марфа. Вот так удача! Увидев ее, суетящейся у двери, Алена решила вернуть должок, который в ее душе томится вот уже почти тридцать лет.

— Всю жизнь ты мою поломала, — Алена заметно вскипала. – Да я из-за тебя света белого невзвидела. В петлю лезть хотелось. А ты…

— Ой, не надо проповедей читай. Чай, не в церкви, — Марфа снимала телогрейку. – Каждый человек сам распоряжается своей судьбой. Ты, как захотела, так и распорядилась. И нечего меня виноватить, — положила на лавку, затем сняла платок и накрыла им телогрейку.

— Ты что моему Ефиму про меня сказала? – глядя исподлобья, Алена сделала шаг вперед. – Ты зачем сплетни обо мне распускала, а? – еще шаг.

— А нечего было с Егором заигрывать, — детским голосом заговорила Марфа, как бы дразня соседку. – Сунула свой жирный нос туда, куда не просили.

— Твой Егор никому не сдался, — остановилась у печи Алена. – Ты ж сама, как мартовская кошка, по мужикам бегала.

— Да какое твое дело, ха! – рассмеялась Марфа. – К кому хочу, к тому и бегаю. Я, в отличие от некоторых, к чужим женихам не напрашивалась. Иль забыла, как ты Панкрату предлагала жениться, чтобы Ефимке насолить?

Не выдержала Алена. Слишком уж брехливая эта баба и пора ее проучить. Набросившись на подлую женщину, она вцепилась в ее волосы и скинула тело с лавки. Упав на колени, Марфа завизжала, как порося:

— А-а-ай! Отпусти, бешеная! Отпусти, кому говорю! Да я на тебя жаловаться буду! В чужом доме, да на хозяйку кидаться!

— Я тебе все припомню, — бубнила Алена швыряя Марфу из стороны в сторону. – Я тебя, безмозговую, столько лет ждала и, наконец, дождалась. Ты представить не можешь, как у меня руки чесались. Поганая ты баба и язык у тебя поганый.

Душераздирающий ор Марфы был слышен на улице. Мать Алены, Прасковья, спала под звуки радио и не знала, что ее дочь нашла себе новое занятие. Вся улица пустынна, потому как холодно. Люди сидят по домам, греются. Вдруг на дороге появился Ефим. Он шел со стороны кладбища, навестив могилку жены. Думая о своем, он прошел мимо дома Стрелецких и, услышав странные звуки, притормозил. Снял кепку, прислушался. Вроде баба кричит. Надумав, что это Галя пытается от кого-то отбиться, Ефим рванул в хату.

— Галя! Доченька! Что случилось? – распахнулась дверь.

Бабы, услышав мужской голос, обернулись.

— Доченька? – оцепенела Марфа, глядя на председателя сквозь нависшие на лицо волосы.

 

Глава 84

Ефим впал в ступор. Не ожидал увидеть здесь Марфу, а тем более – Алену. Сердце оборвалось! Аленка все такая же – красивая, статная, только выражение лица приобрело серьезные черты. Ефима прошиб пот. Марфа, выдернув волосы из рук Алены, плюхнулась на лавку.

— Свидетелем будете! – обратилась к пришедшему, неуклюже поправляя взъерошенную копну. – Она меня изувечила!

Алена выпрямилась. Было неловко. Встретились в такой глупой обстановке, что даже захотелось убежать.

— Здравствуй, — почти шепотом поздоровался Ефим, уставившись на Алену.

Она глотнула.

— Вы так вовремя! – Марфа не заметила, что на нее никто не смотрит. – Садитесь! Будем бумагу на эту сумасшедшую писать!

— Помолчи, — грубо ответил председатель. – Где Галя?

— На работе, — Алена не знала, что делать: уходить или добивать Марфу.

Какая глупая ситуация…

— Ефим Петрович! – вскочила на ноги Марфа. – Вот! – протянула руки и показала оцарапанные запястья. – Нападение! В собственном доме! Так…

Пребывая в смешанных чувствах, она прыгала рядом с председателем, забыв о том, что он назвал Галю дочкой. И вдруг ее осенило.

— А вы зачем сюда пришли? – уставилась на мужика и скривила рот. – А? Вам кого надо-то? Дочку? А с чего вы взяли, что ваша дочка здесь?

— Это ее дом, — смущаясь, Ефим опустил глаза.

— Чей? Вообще-то, это МОЙ дом, — язвительно уточнила Марфа. – Или вы… что… Отобрать решили мое имущество? А кто вам дал право…

— Марфа, сядь, — Ефим заметно разозлился. – Сядь, нам надо поговорить.

— Я ей уже все сказала, — застегнув пальто, Алена собралась уходить.

— Нет, мы сейчас все сядем и поговорим, — Ефим плотно прикрыл дверь.

Глаза Марфы забегали. Что ж ему надо-то? Или прошлое ворошить пришел?

— Я бы попросила, — начала Марфа, потирая руки, которые горели огнем после потасовки, — всем выйти. Я никого не звала. Эта, — показала глазами на соседку, — должна сесть в тюрьму за нападение в…

— Нет, Марфа, — Ефим выдвинул табурет и сел, — сесть должна ты.

— Да вы тут все белены объелись! – взвизгнула она. – Да кто вы такие, а? Наша власть не допустит…

— Здесь власть – я, — стукнул кулаком по столу Ефим. – И если будет надо, то соберу свидетелей, как ты…

— А что это вы мне тыкаете? Вообще-то…

— Не строй из себя святошу, — Ефим был тверд в своих намерениях. – Дом этот принадлежит теперь Галине, а ты влезла в него, как последняя воровка. – сообразил он.

— Да-да, я сама видела, — Алена встала к двери. А вдруг Марфа сбежать надумает?

— Ополоумели? А-а-а! — рассмеялась Марфа, задрав голову. – Полюбовнички, решили себя таким путем оградить! А я так скажу – приехала к невестке, а тут вот, поглядите-ка! Парочка развлекается! Ха-ха!

— Ну и дура же ты, как я погляжу, — Ефим сдвинул брови. – И кто ж тебе поверит? Или ты на тридцать лет назад откатилась? Не те времена, милая. Тем более, люди помнят, как ты сюда по молодости сбегала. Люди все помнят. А теперь я вот, что скажу. Если ты и твой Степка еще раз появитесь в нашей деревне…

— Угрожать вздумал? Мне? Да я такое о вас двоих расскажу, что тебя с должности сымуть!

— И не мечтай, — усмехнулся Ефим, почесав за ухом. – Значит так, здесь ты не хозяйка, поэтому уезжай, по-людски уезжай. А то Галинка тебя увидит…

— Да что ж ты будешь делать! – шлепнула себя по ноге Марфа. – Закон на моей стороне! Я прямо сейчас поеду к начальству и напишу на тебя жалобу, и на нее, — кивнула на соседку, — и на Гальку!

— Поезжай, поезжай, родимая. Авось там тебя в каталажку и погрузят. – не унимался Ефим. — Что смотришь, как будто не соображаешь, о чем речь.

Вытаращившись на председателя, Марфа не понимала, к чему он клонит. За что ее сажать?

— Аленка, — захрипела незваная гостья, — что он такое городит?

Алене вдруг стало жаль эту запутавшуюся в своих проблемах женщину. Она тяжело вздохнула и ответила:

— Егор рассказал о тебе много любопытного, когда жил с Дунькой. Оказывается, ты – убийца.

— Что-о?! – всполошилась Марфа.

— Про Панкрата до сих пор разговоры ходят — Галя мне многое поведала. Марфа, какая же ты гадюка, не женщина, не человек – страшная гадюка. Как ты могла избавиться от больного мужа и бросить его в больнице с чужой метрикой?

Щеки Марфы налились румянцем. Бежать надо, а не выслушивать всю эту чепуху.

— Ну, что будем делать? – Ефим подпер голову рукой. – В милицию пойдем или как?

Прищурив один глаз, Марфа мысленно рассчитала расстояние от лавки до двери. Она медленно подняла телогрейку и платок.

— Зябко что-то, — буркнула и быстро натянула телогрейку, платок накинула на плечи.

Ефим и Алена не сводили с нее глаз. Сделав шаг в сторону, Алена еле сдерживала улыбку. Вдруг Марфа вскочила и рванула к выходу, широко расставив руки. Толкнув Алену, хотя та не преграждала путь, пулей выскочила в сени. Там раздался грохот, звон ведра, покатившегося по полу, и громкий крик. Видимо, Марфа споткнулась и упала. Хлопнула вторая дверь, мимо окна промелькнула Марфа. Переглянувшись, Алена и Ефим весело рассмеялись.

— Во дае-от! – хохотал Ефим, хлопая ладонью по колену. – Как ветром сдуло!

— Чудна́я! – Алена, приложив руку к кирпичной кладке, выгибала спину и заливалась задорным смехом. – Испугалась!

— Правильно! Пусть бежит!

— А глаза, ты видел, какие у нее были глаза?

— Размером с яблоко!

Время обеда. С работы вернулась Галя. Увидев, что с двери снят замок, а из хаты доносятся чьи-то голоса, женщина подумала, что приехал Степан и, скорее всего, с Олеськой. Испугавшись за нажитое непосильным трудом добро, Галина влетела внутрь. Какого же было ее удивление, когда она увидела председателя и соседку. Те, успокоившись, рассказали, как прогнали Марфу, которая решила, что этот дом принадлежит ей. Округлив глаза, Галя села.

— И что ж теперь будет? – заикаясь, спросила она. – Куда ж я пойду?

— Никуда тебе идти не надо, — выдохнул Ефим. – Теперь этот дом принадлежит тебе.

— Как? – опешила Галя.

— А вот так. Дочка, я тебя никому в обиду не дам. Живи и не беспокойся. Твоя эта хата, так хотел покойный Панкрат.

***

Пока Марфа добиралась до дома, перед ее глазами возникали одни и те же картинки: Ефим, Алена, хата свекров, ссора, слова Ефима о прошлом…

— Злопамятный, — бубнила себе под нос Марфа, укутываясь в телогрейку. – Приперся, за Гальку заступаться вздумал.

Перекручивая в голове последнее событие, Марфа не могла найти себе место. Хорошо, что Ефим заявился, а то Аленка синяков бы на теле Марфы оставила, что неделями дома засядешь. Но Марфу не это волновало. Она все думала о том, что Ефим сказал о Гальке. Приехав домой, Марфа летела в хату по скользкой дороге, как ошпаренная. Распахнув калитку, она увидела Степана, который колол дрова.

— Степка! – подскочила к нему и схватила за руку.

— Да ты что? Куда хватаешься? – испугался Степан. – А если бы я тебя случайно зарубил?

— Сынок, Степа, — задыхалась Марфа после спешки. – Тут такое случилось…

— Что опять? – напрягся тот, опустив топор.

— Кто бы мог подумать, а? – спотыкалась на каждом слове мать. – Это ж кому расскажи.

— Давай быстрей, мне вон, сколько нарубить надо, — торопил ее Степан.

— Это ж кто бы мог подумать, а? Метили высоко, а упали низко.

— Хватит загадок, — оттолкнул плечом мать. – И где ты пропадала? Еще не рассвело, а она уже умотала. Олеське надо помочь, тяжко ей. Весь день голова гудит, ноги не держат.

— Да что мне твоя Олеська? Плюнь. Она кто? Бригадирская девка, а ты?

— Что я?

— Из рода Стрелецких.

— Были Стрелецкие, да все вышли, — размахнулся над пеньком Степан.

— Стой, сынок, — зашептала Марфа, встав на цыпочки. – Надо тебе к Гальке вернуться.

— Это еще зачем?

— Да я тут подумала, зачем шило на мыло менять? Есть уже семья, так живи и радуйся.

— Я что-то не пойму, то Гальку ты со свету сживала, а теперь вернись?

— Ну ошиблась я, с кем не бывает. Степушка, поезжай к ней, извинись и будет с нее. Поверь матери, она еще очень много счастья тебе принесет.

Следующая страница